— Я же тебе сказал, что к Диме пойду.

— А, ну да, — немедленно согласился Бехтерев, приближаясь к ним. — Ну а ты как?

Теперь он обращался к Лескову.

— Получше, — ответил Дмитрий. — Мы тут с Ромой всеобщую эйфорию на тему нашей непобедимой «команды» обсуждаем.

— Мне уже Вика пожаловалась, — ухмыльнулся Иван. — Какая-то мамаша вчера написала стихи в нашу честь, причем, знаете, дебильные такие стихи, и принесла их учительнице. А так с какого-то перепугу решила раздать их детям, чтобы они разучили их. Мол, воспитание патриотизма и повышение боевого духа. А на уроке рисования всем детям было велено нарисовать нашу группу. Тебя, Лесков, даже человеком изобразили.

Дмитрий рассмеялся.

— Интересно, группу с Владимирской они тоже будут рисовать? — продолжал Иван.

— А их-то за что? — удивился Рома.

— А вы еще не слышали? — Иван взял с тумбочки яблоко, которое Диме вчера принес Морозов в качестве гостинца, и, откусив кусок, продолжил. — Владимирские ночью, оказывается, тоже вылезали на поверхность. И тоже привели нескольких человек. Четверых или пятерых, я так и не понял. Двух солдат, правда, потеряли, но все же вернулись. Кстати, среди них был наш хороший знакомый — Волошин.

— Это Катин парень что ли? — уточнил Рома.

— Да. Так что наши заслуги перед отечеством заметно померкли, — ответил Иван, громко хрустя яблоком. — Мол, настоящие герои даже без «процветающего» справятся. Было бы желание.

Из всего сказанного Дмитрий вычленил лишь информацию о том, что Катя сейчас находится на Владимирской. Героизм Стаса и его команды Лескова не интересовал. Но новость о том, что Белова обосновалась на одной из самых защищенных станций не могла его не порадовать.

— Ермакова-младшего повысили, — продолжил Иван.

— Я уже рассказывал, — отозвался Рома.

— Нас вроде тоже повысят…

— И до какой должности дослужился «процветающий»? — с иронией уточнил Дима.

— Да все уже забили на то, что ты — «процветающий», — отмахнулся Иван. — Расслабься. Охота на ведьм закончена. Теперь ты — тот, кто припер до фига железа и приручил неведомую херню.

Лесков снова усмехнулся:

— Наверное, это все же лучше чем репутация внебрачного ребенка Марии Антуанетты и Чикатило.

Чуть помолчав, Дмитрий спросил:

— Никто из вас Альберта не видел?

Оба друга ответили отрицательно.

После завтрака Дмитрий решил покинуть свою палату и все-таки найти Вайнштейна. За это время убеждение в том, что врач не столь занят, сколь обижен на него, еще больше окрепло.

Альберт обнаружился в собственном кабинете. Он только что закончил осмотр недавно прооперированного солдата и теперь вводил в базу данных свои наблюдения. Услышав стук в дверь, Вайнштейн несколько секунд метался между желанием сделать вид, что его нет, и муками совести. В конце концов, совесть победила.

— Войдите, — бесцветным тоном произнес он.

— И выйдите! — немедленно добавил Альберт, увидев на пороге Лескова.

— Я так и думал, что ты злишься, — отозвался Дмитрий. — Можно тебя отвлечь на минуту?

— Мне нечего с вами обсуждать. Тем более целую минуту. Не умеете вести себя по-человечески, общайтесь с теми, кто готов вас терпеть.

— Ты же знаешь, что мне пришлось. Иначе бы ты не согласился.

— Наркоманы тоже оправдываются «мне пришлось», прежде чем украсть у семьи последние деньги.

— Хорошо, позволь мне хотя бы принести свои извинения.

— Позволю. И унести тоже, когда будете уходить.

Дмитрий невольно поразился упрямству Альберта. Даже Иван быстрее отошел, узнав, что на нем использовались способности внушения. Вайнштейн же сегодня бил все рекорды.

— Альберт, я правда сожалею, — тихо произнес он. — Обещаю, что больше никогда не повлияю на твою волю. Мне бы не хотелось терять друга из-за своей… ошибки.

— Рад, что ты это понимаешь, — Альберт наконец оторвался от монитора и посмотрел на Дмитрия. — Если не брать во внимание «зависимых», то по количеству подлостей «шепчущие» всегда занимали первые места. Ты этому прямое подтверждение. Пока ты совершил мелкую гадость, но что от тебя ждать дальше?

— Говорю же, ничего.

— В любом случае, Киву бы тобой гордился. Яблоко от яблони…

— Яблоня уже давно на другом континенте, а яблоко само по себе, — заметил Дмитрий.

В этот самый момент в дверь снова постучали.

— Доктор Вайнштейн, — пропищала молоденькая девушка лет семнадцати, — тут вас доктор Никифоров ищет, спрашивает, вы не могли бы его подменить. Он себя не очень хорошо чувствует.

— Опять? — Альберт еще больше помрачнел. — Я вчера его подменял. И на прошлой неделе.

— Да, но ему вроде бы опять плохо.

— Знаю я, как ему плохо, — пробормотал Вайнштейн. — Небось, вчера опять бухал как не в себя. Не пойду я. Мне еще раны Лескова надо осмотреть. Попроси Кузнецову.

— У нее только что смена закончилась, — жалобно протянула девушка.

— Ладно! — рявкнул Альберт. — Господи, когда это все закончится? Раньше работал, как человек: три дня в неделю в хорошей частной клинике. А теперь этот дурдом! Ни сна, ни нормального чаепития, не говоря уже о выходных и отпуске. И все это даже не за деньги, за еду! И вдобавок ко всему — полное отсутствие личной жизни и вообще желания жить.

Когда перепуганная девушка скрылась за дверью, он обратился к Дмитрию:

— Идем в твою палату, а то через минуту еще кто-нибудь придет с новым поручением. Дим, я не отлыниваю, но все происходящее здесь — это перебор. Врачей не хватает! Основная нагрузка на мне. И еще какая-то девица украла мою резинку! А она у меня была единственная! — с этими словами разъяренный Вайнштейн поднялся с места и, наспех заколов свои длинные волосы обыкновенным карандашом, первым покинул кабинет.

Однако по дороге до палаты его бурный гнев немного поубавился. Повлияла на это чашка кофе, которую мужчина заварил себе, зайдя по пути в комнату отдыха. Жалобы на жизнь постепенно сменились расспросами касательно «костяных», а потом Альберт и вовсе переключился на обсуждение последнего собрания.

— Я был удивлен, когда Эрика заступилась за тебя, — задумчиво произнес Альберт, отпив немного кофе. — Видимо, она все же потеплела к тебе, после того, как ты извинился за лаборантку.

— Я не извинялся, — ответил Дмитрий.

— Как не извинялся?

— Элементарно. Я на дух не выношу таких женщин. Эгоистичная шантажистка, которая все делает в угоду собственным интересам.

— А ты разве не такой же? — усмехнулся Альберт, за что теперь уже Лесков припечатал его тяжелым взглядом.