9:30 у леди Б. Отказаться невозможно, поскольку сказано, что от Роберта потребуется мужская помощь. Более того, туда позвали, такое впечатление, всю округу, так что не вижу смысла возбуждать сомнения, приглашали нас или нет. Решаю, что надо купить новое платье, но ехать за ним придется куда-то недалеко, поскольку лондонское ателье, имеющее привилегию меня обслуживать, резковато спрашивает в письме, заметила ли я, что пора рассчитаться по кредиту. (Не просто заметила – ночами из-за этого не сплю.) Еду в Плимут и покупаю очень симпатичное платье из черной тафты, расшитое розовыми и голубыми букетиками. Мадемуазель отпарывает хонитонское кружево[191] от старого фиолетового халата, отстирывает и заверяет, что оно будет gentil à croquer[192] на новой тафте. Еще покупаю нарядные черные туфли, но их придется ежевечерне по часу разнашивать, чтобы было относительно удобно танцевать.

Поздравляю себя с тем, что в кои-то веки бабулин перстень с бриллиантом дома тогда, когда нужно.

Роберт чрезвычайно расстраивает меня замечанием, что танцы только для молодых, и я возмущенно спрашиваю, кто устанавливает возрастные ограничения. Если леди Б., я ни за что не подчинюсь ее мнению по столь щепетильному вопросу. Роберт просто отвечает, мол, предполагается, что в танцах участвует только молодежь, но мы не развиваем эту тему. Я спрашиваю, какое ожидается угощение, потому что полдесятого – исключительно негостеприимный час в плане приема пищи. Роберт просит распорядиться о том, чтобы дома подали ужин в обычное время и приготовили что-нибудь посущественнее, иначе на празднике его будет клонить в сон, и я соглашаюсь, что действительно засыпать в гостях нежелательно.

19 октября. Слух о том, что у леди Б. ожидаются не просто танцы, а бал-маскарад, повергает всю округу в ужас. Жена Нашего Викария приезжает на велосипеде, который одолжила у жены садовника ради быстроты (дело слишком срочное!), и говорит, что в ее ситуации вряд ли уместны атрибуты маскарада. Разве что poudré[193], но уж очень долго ее потом смывать. Она вопрошает, что я собираюсь делать, но я затрудняюсь ответить, поскольку платье из черной тафты уже готово. Мадемуазель вмешивается и говорит, что его можно à ravir[194] переделать в костюм фарфоровой пастушки. Приходится попросить ее не идиотничать и не выставлять идиоткой меня. Тогда она предлагает вовсе сумасшедшую идею: превратить «черную тафту» в (а) «Марию Стюарт», (б) «мадам де Помпадур», (в) «Клеопатру».

Прошу ее вывести Вики на прогулку; она blessée, и ее приходится долго успокаивать.

Жена Нашего Викария, которая все это время меряет шагами гостиную в состоянии крайнего волнения, говорит, может быть, спросить еще кого-то? Позвонить, Келлуэям, например?

Так и делаем. Мэри Келлуэй небрежно отвечает, что да, маскарад, и она пойдет в настоящем костюме русской крестьянки, который ей много лет назад привез кузен-моряк из Москвы, но если у меня сложности, может, мне что-нибудь одолжить? Отвечаю на это любезное предложение довольно невразумительно, поскольку Жена Нашего Викария пришла в неконтролируемое волнение и я не могу собраться с мыслями. Во время этой сумятицы в гостиную заходит Роберт. Жена Нашего Викария исступленно взывает к нему с просьбой прояснить ситуацию. Роберт отвечает, что разве он не сказал? Да, у одного или двух человек на приглашениях было написано «бал-маскарад», потому что друзья леди Б., которые сейчас гостят у нее, собрались нарядиться в костюмы, но большинству приглашенных подобного распоряжения не поступало.

Мы с Женой Нашего Викария сходимся в том, что из всех людей одна только леди Б. способна так себя вести и разумнее всего не ходить на ее вечеринку. Потом договариваемся, что Наш Викарий с супругой поедут на праздник с нами, на нашем автомобиле. Жена Нашего Викария благодарит нас и уходит.

23 октября. Вечеринка. Черная тафта и хонитонское кружево выглядят очаровательно, и, выдернув два седых (точно!) волоса, я вполне удовлетворяюсь своим внешним видом. Даже Вики говорит, что я выгляжу Очень Мило, но вскоре после этого расстраивает меня вопросом, почему все старики одеваются в черное.

Нас встречает леди Б. в великолепном восточном костюме, в жемчугах с ног до головы и с компанией близких друзей, столь же густо увешанных драгоценностями. Она любезно улыбается и не глядя пожимает руки, и мне почему-то хочется встряхнуть ее хорошенько, чтобы она обратила внимание на гостей, которых сама же позвала. Вынуждена подавить этот непрошеный порыв и прошествовать в огромную гостиную, в дальнем конце которой на возвышении играет оркестр.

Жена Нашего Викария в фиолетовой вуали и гранатовом гарнитуре замечает приятелей и ведет Нашего Викария с ними поздороваться. Роберта призывает к себе леди Б. (она что, велит ему работать гардеробщиком?), а меня приветствует неприятного вида Гамлет, который неожиданно оказывается мисс Пэнкертон и укоризненно спрашивает, почему я не в костюме. Ведь мне было бы чрезвычайно полезно проникнуться атмосферой карнавала. Да просто необходимо! Спрашиваю про Джаспера – совсем не удивилась бы, оденься он Офелией, – но мисс Пэнкертон отвечает, что Джаспер снова в Блумсбери. Мол, представляете, там совершенно не могут без него обойтись? Говорю: «Да уж наверное», чтобы больше не слышать ни про Джаспера, ни про Блумсбери. Заговариваю с Мэри Келлуэй, которая выглядит мило в костюме русской крестьянки, а потом танцую с ее мужем. Мы рассматриваем соседей, большинство из которых не в маскарадных костюмах. Неожиданно с изумлением вижу кузину Мод, прохаживающуюся по залу с невысоким, коренастым спутником, в котором муж Мэри опознает выдающегося охотника.

Близкие друзья леди Б. в дорогих маскарадных костюмах с крайне высокомерным видом лениво танцуют друг с другом. Никого никому не представляют.

Роберту вменяют в обязанность объявить, что ужин подан. Теснимся возле фуршетных столов, и нам подают отличные сэндвичи и нечто в чашечках. Близких друзей леди Б. нигде не видно, и Роберт мрачно говорит мне в сторонке, что, кажется, они пьют шампанское в библиотеке. Высказываю доброе и нереалистичное пожелание, чтобы они им отравились. Роберт на меня шикает, но не удивлюсь, если в душе он со мной согласен.

Последний и самый неожиданный инцидент вечера происходит, когда я набредаю на старую миссис Бленкинсоп: вся в гагатовых украшениях, она восседает в большом кресле у возвышения прямо под энергично дующим саксофонистом. Миссис Бленкинсоп явно не имеет ни малейшего понятия, зачем оказалась здесь, а саксофон мешает разговаривать, но я разбираю что-то про кузину Мод, про «не стоять на пути у молодых» и «недолго осталось на этом свете». Улыбаюсь и киваю, но, спохватившись, что это выглядит бесчувственно, хмурюсь и качаю головой, а потом меня приглашает танцевать молодой Фробишер и говорит о старой мебели и птицах. Близкие друзья леди Б.