— Пусть попотеют ваши шаманы, — пакостно ухмыльнувшись, пробормотал я, закончив вязку и любуясь на свою работу. — Если вообще таковые в природе существуют…

Завершающим штрихом моего рукоблудия было купание репродукции в конопляном масле. Только не надо думать, что я питаю какое-то особое пристрастие к производным вульгарной Cannabis, которая, кстати, повсеместно растет на территории Калмыкии в приятном для местных торчков изобилии. Просто на кухне обнаружилось два вида масла: пресловутый “Идеал” в ограниченном количестве и конопляное местного производства — целая фляга. Машинное я отринул еще раньше — воняет. Как видите, особого выбора у меня не было.

Искупав подделку, я вывесил ее на бельевую веревку и стал дожидаться, когда солнце сделает свое дело.

Спустя пару часов все было готово. Не без содрогания в сердце я упрятал репродукцию в старинный кисет и вернул в сумку Бо. А подлинник герметично упаковал в два пластиковых пакета и прикопал в корнях смородины, у самого забора. Если целенаправленно выкорчевывать смородину не будут — ни за что в жизни не найдут. В случае чего нетрудно забрать, не заходя на территорию усадьбы. Как только разделаемся с компроматом, можно будет заняться розысками шамана, наведением справок и вообще выяснением характера данного завещания. Это Бо у нас — прагматик и конченый скептик, категорически не желающий верить в какие бы то ни было дары Судьбы и признающий лишь результаты своего труда. А ваш покорный слуга с детства увлекается всяческими историческими парадоксами, загадками и явлениями мистического плана.

И еще. В отличие от Бо я твердо знаю, что самое распространенное заблуждение — это “со мной такое произойти не может”.

Заблуждение данное касается как бед и несчастий, так и счастливых случаев. Маньяки всегда выбирают совершенно посторонних субъектов и субъектш, не имеющих к тебе никакого отношения. На них же (не на маньяков, а на субъектов!) обваливаются верхние этажи, проливаются совершенно случайно кислотные дожди, нападают террористы и так далее.

В общем, хреново им, этим абстрактным субъектам. Но ради справедливости следует заметить, что счастливые случаи происходят тоже исключительно с ними — нас они не касаются. Ну-ка, с трех раз — кто из ваших знакомых хоть раз нашел карту с координатами сокровищ или откопал на даче у своей любовницы клад?

Так вот — я отнюдь не приверженец данного заблуждения. Потому что на личном опыте постиг: все невероятное, что в мире случается, может случиться и с тобой. Не верите — читайте первые две книги из серии “Профессия — киллер”…

* * *

…Желающих приютить незаконнорожденного в ханской ставке не нашлось. Матушка его, ненаглядная любушка степного царя, давно померла по женской болезни, а половинчатые родичи все, как один, воротили морду — знаться не желали.

Ублюдок, сын рабыни. Именно так они его промеж себя называют. С ублюдком на равных знаться зазорно. А для куражу при себе терпеть, чтоб ноги об него вытирать да потешаться, — не выходит. Больно заносчив да горд, держится так, словно и впрямь полноправный царевич. А раз так — ну его к нечистому, такого сородича…

Бокта держался гордо да независимо не по дури молодецкой, а потому, что знал себе цену, умен был да начитан поболе любого инока. На войне начальники ценили его за доблесть да недюжинную смекалку, и никто не спрашивал, каких он кровей. Все знали: сотник Бокта — храбрый и умный командир, бравый воин, которому можно поручить любое лихое дело.

Кроме того, незаконнорожденный хорошо знал историю. Из истории выходило, что для великих свершений не обязательна чистота происхождения. Великий князь Владимир Святославович тоже был сыном рабыни и в свое время натерпелся от заносчивых родичей. Однако клеймо ублюдка не помешало ему объединить под своей железной рукой все народы земли Русской и влить их в лоно христианской церкви…

Бокта с Никитой (тот самый побратим, коего на кол тащили, да не дотащили) остановились на Казачьей заставе. Служилые славно привечали соратников, лелеяли как самых дорогих гостей — к пластунам в Войске отношение особое, почетное. Казачий полковник Ефрем Зотов поселил их в отдельной комнате в своем домике, в баньке попарил, два дня гуляли напропалую: пили русскую хлебную, закусывали каспийскими балыками, копченной с осени сайгачатиной да оставшейся в закромах крепкой астраханской картошкой, что в степи за диковинку считалась.

Чтобы не числили пластунов от службы гуляющими, Ефрем поставил обоих к своему реестру на запись — как бы по службе государевой прибыли, не самочинно. Потом ездили с полковником и его калмыцкими дружками охотиться на волков, потом опять пили от скуки…

— Нетто нам надо ждать, когда хан преставится? — опухнув от перепоя, спросил утром четвертого дня Никита. — Не пора ль до дому? Спросить у полковника нестроевых лошадей в кредит да и…

— Терпи, братка, — негромко молвил сотник, косясь на дверь, как бы полковник не услышал. — У нас тут дело — не просто так штаны протираем.

— Что за дело? — живо заинтересовался Никита. — Войны-то нет, какое у нас тут дело?

— То не моя тайна, — объяснил Бокта. — Так что ты мне так верь, без сказу.

— Я тебе всегда верю, — сказал Никита. — Да только чудно… И до которого дня нам тут дармовую водку пить?

— Да не знаю я, братка, — пожал плечами Бокта. — Как бог даст. Дело исполним — сразу и тронемся…

…Потом народ сказывал, что в ночь кончины хана над степью полыхали малиновые зарницы, ярко освещавшие Ставку, а где-то вдали громыхал необычно ранний даже для юга гром. Песок странно пел, а ветер выл так злобно, что становилось не по себе даже старым шаманам, бывшим с духами природы на короткой ноге…

А под утро мглистое небо исторгло тоскливый вздох, от которого остановились на мгновение сердца у всех живущих окрест и на востоке стала угадываться в яростном сплетении гигантских метущихся теней борьба демона тьмы с Белым Старцем. И будто бы спустя малое время небеса разверзлись и обрушили на Ставку снежную бурю…

Известно, что народные предания зачастую изобилуют красочными преувеличениями и цветистыми пассажами, не совсем точно отражающими события, имевшие место в действительности. Но вот факт: в ту ночь действительно все спали скверно, собаки выли тревожно, а под утро пошел снег.

Снег падал величаво и спокойно, густыми мягкими хлопьями ложился на сырую землю, покрывая грязную степь девственно-белыми погребальными одеждами. Небо готовило хану Белую Дорогу…

К головному отряду верхоконной знати, сопровождавшей покойного в последний путь, незаконнорожденного и близко не подпустили. По происхождению не признан, а по чину — рылом не вышел. Какой-то там сотник, по табели о рангах стоящий ниже любого рядового воина ханской гвардии…

Пластуны ехали на чужих лошадях, опоясанные чужими же саблями, в левофланговой колонне почетного эскорта, выставленного от казачьей сотни в соответствии с нормами посольского церемониала.

Эскорт, смотревшийся малой каплей в море монолитного калмыцкого войска, принимавшего участие в траурной процессии, вскоре был оттеснен на задний план совместно с войском: многочисленные мелкие родичи хана, не вошедшие по положению в головной отряд, но окруженные большой свитой, стремились прорваться вперед, грубо отпихивая остальных и втихаря постегивая чужих лошадей плетьми.