За окном горы налетали на степи, а стада животных — на столбы электропередачи. Часом позже растопился закат. Он в прямом смысле этого слова горел, сверкал всеми имеющимися на этой планете красками огня, осени, одержимости. Он пел свою песню, словно провожал подальше из этих холодных краев, пока не истлел, оставив поблескивающие угольки, раскинутые по горам. Досмотрев представление, я уткнулся носом в стенку и провалился в надежный сон. На неизвестной станции вошел кто-то, деликатно извинился, сообщив, что какой-то белый человек занял его место на второй полке. Без лишних вопросов я перелез на третью полку для багажа, разгреб сумки и чемоданы, боком уместился между ними и укрыл себя спальником. Возможно, в это мгновение мне было позволено чувствовать себя местным владыкой, рассекающим хладь шпал, раскинутых по пустыни, лежа на верхней полке теплого поезда, но сделать это так и не удалось, потому что сон оказался крепче любых дозволенностей.

Наутро меня ждала радостная весть: мы прибыли на китайскую границу! Весь путь удалось проехать с билетом до города, который давно остался позади. Я пулей выметнулся из поезда и побежал по городу Замын-Ууд, не оглядываясь на проводников, достопримечательности, погоду и ничто иное, что мешало побыстрее оказаться у пограничного перехода. За километр до пропускного пункта начинала выстраиваться очередь из джипов, одинаковых, как взвод богатырей. Они стояли не вплотную, как на прошлой границе, но настолько ритмично, как клавиши на рояле, что заставляло задуматься, не десятерится ли в глазах. Проверять, имеется ли здесь пешеходный переход, я не стал, зато повторил известную процедуру стучания по всем подряд автомобилям. После восьмиста метров неудачных попыток нашелся монгол, согласившийся провезти через границу — помимо меня в его пятиместном автомобиле было еще семь человек. Захлопывая дверцу автомобиля, я очень надеялся, что навсегда захлопываю дверь в холод, или хотя бы расстаюсь с ним на время этого путешествия. Естественно, все мы ошибаемся.

— Охренеть, мы в Китае! Чуваки, это просто жесть! — кричал я монголам, китайцам и иным иностранцам, подпрыгивая и раскидывая руки в разные стороны. Круче могли быть только яйца. Толпа людей, только что пересекших границу, преспокойно стояла в стороне и поглядывала на меня как на мартышку в колесе. Плеер сразу же воспроизвел песню Johny Thunder — I’m Alive, а я скинул рюкзак на землю, упал на него и обнял, словно друга, которого не видел лет десять.

Здесь открывался другой мир. Всех забредших в Китай путников встречали фигуры огромных динозавров, которые исполняли над проезжей частью французский поцелуй. Дорога стала шире раза в три, и по ней туда-сюда двигалось все, что могло двигаться, — в основном это были вариации мопедов: с колясками, с прицепами, с одним колесом, с тремя колесами, с крытой крышей, с водителем, без водителя, с пятью курицами у руля и пятью пассажирами на заднем одноместном сиденье. Здесь каждый перемещался в два раза быстрее и перевозил на транспортном средстве или горбу что-то свое. На улицы завезли в три раза больше плиток и в пять раз больше мусора, чем в любой другой встреченный ранее город. Растительности вокруг было мало, живности, помимо китайцев, не наблюдалось вовсе.

Я решил сразу податься до выезда из города и там ловить попутку. Чтобы добраться до Пекина, оставался один день, семьсот километров и целая пустыня Гоби. Как только я немного отошел от границы, ко мне подбежал китаец и стал усиленно предлагать попробовать его превосходную еду. «Маней ноу!» — сообщил я ему пять раз, но заклинание не сработало. Он активно предлагал содержимое пакета, от одного вида которого было противно. Так, дискутируя, мы прошли с ним полквартала, пока не подбежал второй китаец, выкрикивающий: «Тенге! Даллар! Тюгрик! Юань!» Я хотел бы показать ему свой пустой кошелек, но кошелька у меня не было. Тем временем китайцы стали спорить, видимо, о том, чей клиент будет этот белый. «Пошли отсюда! Кыш!» — отмахивался белый человек от напасти, увиливая на соседнюю улицу.

Оказавшись на первой попавшейся площади, я попробовал словить вай-фай — и, о чудо, оказалось целых три беспарольных сети. Фраза, которая требовала срочного перевода на китайский: «У меня нет денег». Я вывел иероглифы на бумажке, чтобы впоследствии коротко разъясняться со всеми остальными менялами и продавцами.

Через час город кончился, и на смену ему пришла точно такая же степе-пустыня, что и тысячу километров назад. Ее рассекала длинная прямая дорога, словно след от лайнера, идущего по ровному морю. Я дошел до большого зеленого указателя, сообщающего названия городов на неизвестной мне азиатской мове, и уверенно поднял руку, желая словить кабриолет если не до центра Пекина, то хотя бы до ближайшей ветки метро.

Два часа я стоял на трассе и махал рукой. Поток машин был уверенный — около одной в минуту, но никто не соизволил остановиться передо мной. Я даже пытался выходить на центр дороги — машины объезжали меня по обочине. В ход пошла давно забытая горелка — забурлила русская гречка. Я сидел на окраине трассы и варил еду, и как только виднелась машина, вскакивал и махал ей рукой, а потом снова возвращался на место — и так до следующей.

Вдруг из-за поворота в трехстах метрах от столба, откуда пару часов тому назад выходил я, показались две крошечные человеческие фигурки. Все бы ничего, но через пять минут стало видно: мало того что фигуры шли с рюкзаками и кепками — они еще и держали поднятые руки над трассой. Это были путешественники! «Похоже, американцы. Ух, если этим негодяям удастся остановить машину до меня, то они уедут, а мне так и придется торчать у этого указателя! Так дело не пойдет!» Я быстро доскреб гречку и направился в сторону путешественников. И точно — пока я шел в их сторону, им удалось остановить автомобиль и запрыгнуть внутрь. Моему негодованию не было предела: «Какого хрена! Два часа здесь мерзну, а эти заморские супостаты без очереди влезли и сразу уехали!» Машина направлялась в мою сторону, а я, как обычно, махал ей оттопыренным большим пальцем. Она медленно проехала вперед (пожалуйста, нет), остановилась (пожалуйста, да!) и стала давать задний ход (то, что нужно!). Я открыл заднюю дверь и сообщил:

— Хелоу, гайз! Ай эм гоинг ту Бейджинг! Кэн ай гоу вис ю?

На переднем сиденье сидел китаец в очках и черном свитере. Он ткнул пальцем назад, где расположились два парня лет двадцати семи в ярко-зеленой и оранжевой куртках. Они переглянулись между собой, насупили брови, и один спросил другого:

— Слышь, по ходу, это американец.

— Пацаны, вы с России, что ль? — радостно закричал им я, на что китаец тоже насупил свои брови.

— Вот это поворот! А мы думали, ты буржуй! — засмеялся ближний. — Давай запрыгивай, этот китаец сто километров по прямой едет.

Мы с ветерком помчали по пустыням Внутренней Монголии. Ребята представились Денисом и Сашей родом из Красноярска, которые собрались в полугодовое путешествие по Юго-Восточной Азии. Оказалось, общаться с китайцами можно двумя способами: находить одну из заранее выписанных фраз на листке, тыкать в нее пальцем, далее молчать; или переводить нужную фразу в офлайн-переводчике, показывать ее на экране телефона, далее молчать. Ребята выдали мне набор листов с иероглифами на все случаи жизни: от «Давай до свидания» до «В каком углу вашей комнаты можно разбить палатку?». После они сообщили, что в Китае запрещен вход на сайты типа «Facebook» и «Google», но есть миллион и один способ обойти запреты, и рассказали, как это делают они. Теперь я был вооружен и готов рваться в бой.