— То-то счастье, — проворчал Баллард, ощущая навалившуюся слабость.

Как же они могли ошибиться? Начиная свою пятидесятимильную поездку в Сан-Франциско, Баллард мысленно прокрутил все пять дел, которые он расследовал, ища напавшего на Барта преступника. Не дал ли он где-нибудь промашки? Может быть, преступник вовсе не из тех, что у них на подозрении? Может быть, его нападение связано с каким-то случаем из жизни Барта, о котором он сам не имеет никакого представления?

Или полицейские все же были правы? Барт взял «ягуар» для какой-то своей, неизвестной им личной цели и свалился с обрыва по роковой случайности?

Да нет, это просто чушь. Ни с чем не сообразная. Наверняка он что-то упустил или неправильно истолковал в деле Гриффина, что-то такое, что не заметил или неверно истолковал сам Кёрни, но именно в этом и заключается разгадка...

Тут Баллард вдруг осознал, что его уже второй раз вызывает по радио чей-то незнакомый голос.

— СФ-6 слушает. — Панический страх кольнул его в самое сердце. Неужели что-то с Бартом?

— Вы, Ларри Баллард?

— Десять четыре. Ларри Баллард. Говорите, пожалуйста.

— Говорит Данлоп Йенсен, СПИ. Гизелла Марк попросила меня передать вам сообщение из Сан-Франциско.

СПИ — служба передачи информации. Баллард вспомнил, что Гизелла рассказывала ему об этом человеке — инвалиде, не выходящем из дома, живущем в горах за Оклендом и ретранслирующем передачи местных оркестров, а также передающем телевизионным станциям за соответствующую мзду — в чрезвычайных случаях и бесплатно — сведения о пожарах, ограблениях и других событиях.

— Вы слышите меня, СФ-6?

— Ясно и отчетливо. Слушаю ваше сообщение.

Баллард был изрядно удивлен, что его голос звучит так бесстрастно. Страх все еще не отпускал его. Гизелла не стала бы связываться с ним ночью по радио, не будь на то веской причины. Неужели Барт... умер? Или еще того хуже, превратился в растение? Оклендский контрольный пункт в это время закрыт, а зона действия сан-францисского контрольного пункта не простирается сюда, за ист-бейские холмы, поэтому Гизелле и пришлось прибегнуть к помощи Данлопа Йенсена.

— Передаю сообщение, — послышался голос Йенсена. — Барт пришел в себя, в полном сознании.

Господи Боже мой, какая радость!

— Десять четыре. Сообщение принято и понято. Скажите, вы пьете бурбон?

— Все, что мне попадается, СФ-6. — Ответ прозвучал с неожиданной теплотой. — И пью так, что не стоял бы на ногах, если бы они у меня были.

— Тогда в воскресенье ждите нас с Гизеллой. Мы непременно прихватим бутылочку вина.

— Буду ждать, — радостно сказал Йенсен, давая отбой.

Баллард невольно нажал на педаль газа, и «форд» ринулся к Бей-Бриджу со скоростью, которая дорого бы ему обошлась, если бы дорожный патруль в это время не пил кофе в круглосуточном кафе в Оринда-Виллидж.

«Тандерберд» не был оборудован радиотелефоном, поэтому Кёрни не слышал разговора между Баллардом и Данлопом Йенсеном. Он поддерживал скорость в шестьдесят миль, слушая песни и музыку в стиле кантри и вестерн, отбивая ритм пальцами по рулю. Если тот факт, что их расследование зашло в тупик, и волновал Кёрни, то по его лицу этого нельзя было сказать. Он уже много лет занимался своим делом и достаточно хорошо знал себя, поэтому умел сдерживать нетерпение.

Не то, чтобы знать себя, было дьявольски важно для частного детектива — важнее было знать других людей. Поэтому можно было не давить на Паркера, на Хоукли, но нельзя было прекращать поиски Гриффина. Он обязательно доберется до этого сукина сына. В отличие от Балларда, он не сомневался, что они и тут идут по ложному следу.

Нет, нет, они на верном пути. Просто не смогли еще взять быка за рога. Нет сомнения, что на Хеслипа было совершено нападение, причем либо самим Гриффином, либо кем-нибудь, кто пытался его прикрыть.

Стало быть, надо вернуться к Гриффину. И начать с уже имеющейся информации. Большой, обычно добродушно-веселый парень с материнским комплексом, сорока — сорока пяти лет, лысеющий, с бачками, слишком много пьющий, весом в двести десять фунтов, физически вполне способный оглушить Барта ударом по голове, втащить его в «ягуар» и спустить с обрыва.

Физически крепкий, но достаточно ли хорошо он умеет шевелить мозгами? Как, например, Паркер? Сомнительно. Могли такой парень, как Гриффин, которого называет «ужасно милым» большая ненасытная телка, любящий свою мамочку с ее яблочными пирогами и проявляющий миссионерские наклонности, совершенно сбиться с пути, стать жадным вором, растратчиком, который за несколько лет присвоил тридцать тысяч баксов?

В его уме промелькнула какая-то смутная мысль, и хотя он тут же снял ногу с акселератора, притормозил, все равно так и не смог ее уловить. Покачав головой, Кёрни снова прибавил скорость. Жаль, что он не уловил эту мысль, но ничего не поделаешь.

Он снова принялся думать о Гриффине, в чьем характере столько противоречивого. И о его матери. После ее смерти Гриффин стал вести типичную для холостяков разгульную жизнь. Выпивка, распутная танцовщица, большой, достаточно респектабельный спортивный автомобиль. Что проявляется в его поступках: радость по поводу новообретенной свободы или горечь одиночества? Неужели Шери послужила ему какой-никакой заменой матери? Может быть, в этом и надо искать ключ? Почему он сказал Шери, что разделается с этим оборотнем с фонарем? Было ли под этой угрозой какое-нибудь основание?

Кёрни вновь покачал головой. Рыцарское благородство как-то не сочетается со звериным умением Гриффина запутывать следы. Не сочетается с той жестокостью, с какой он принимал решение об устранении людей. И не важно, что при этом им руководил панический страх.

Впечатление такое, будто в Гриффине уживаются два разных человека. Как если бы...

Кёрни резко свернул в правый переулок, не забыв при этом посмотреть в зеркало заднего обзора. Нет ли у Гриффина того, что психиатры называют «раздвоением личности»? Ведь это он был возмущен приставаниями своего курчавого друга к Шери и он же продал мебель, которой она пользовалась. Ответ на вопрос напрашивался сам собой, и проверить, правилен ли этот ответ, было совсем нетрудно. Надо только задать Одуму те вопросы, которые следовало задать сразу же, как только он понял, что Одума можно обвинить разве что в природной глупости.

Кёрни вырулил обратно на пустынное шоссе и направился ближайшим путем в Антиох. К Одуму и его безобразной подруге, чтобы получить ответ на два вопроса.

Это, конечно, не разрешит все их проблемы. Но если он прав, то узнает кто, а также почему напал на Барта. Ибо Барт был близок, он даже сам не понимал, как близок, к раскрытию какой-то преступной тайны. Оказалось, что он не просто милый симпатичный парень, но и человек, умеющий глубоко копать. Тут в одном деле есть кое-что забавное. Может, это только совпадение...