Елена Юрьевна говорила, что ее внук сделал работу под Караваджо. А это все-таки не Ван Гог – там не только надо быть великолепным рисовальщиком-академистом, но так распределить на лицах персонажей свет, словно он приходит не откуда-то извне, а льется из душ изображенных на холсте людей. Однако Павел – исключение. Павел очень талантлив. А еще умен, образован и красив. У него нет недостатков, совсем нет… Только он почти не обращает на нее внимания. Нет, конечно, приветлив, улыбчив, расположен к ней, но никогда не сделал ей ни одного комплимента. И она не заметила грусти и печали в его глазах, ни капельки любовной грусти, которую так умело изображает Холмогоров….

Нет, картину выкупать нужно. Только не следует просить деньги у Павла. Надо занять необходимую сумму у Холмогорова. Потом отдавать долг по частям и обязательно выплатить полностью. Пусть даже на это уйдет лет десять. Или двадцать. За столь долгий срок, может, что-нибудь изменится. Например, она устроится на хорошую высокооплачиваемую работу. Сколько ей Решетов собирается платить? Холмогоров, кстати, так и не назвал размер ее будущего оклада. Наверняка ведь больше, чем в редакции. Значит, разницу нужно будет откладывать. Саша придет, и она поговорит с ним…

Надя стала готовить ужин, продолжая размышлять. Начала накрывать на стол и вдруг поймала себя на мысли, что когда-то с таким же старанием делала это, ожидая мужа, и была счастлива. Теперь все изменилось. Да, она опять ждет Сашу, ждет с нетерпением, только душа не замирает, и сердце не бьется учащенно от предчувствия: вот сейчас Холмогоров появится и обнимет ее.

Время бежало, бывший муж все не шел, но Надя не садилась ужинать в одиночестве. Наконец посмотрела на часы – около девяти вечера. Вполне возможно, Саша не придет сегодня. Не придет впервые с того дня, как вернулся в Питер. Не придет именно тогда, когда действительно нужен.

Надежда взяла телефон и набрала номер его телефона.

Холмогоров долго не отвечал. Она продолжала ждать, прижав трубку к щеке. Наконец Саша отозвался:

– Прости, музыка в машине гремела, не слышал звонка.

– Ты приедешь сегодня? Мне надо с тобой поговорить.

– Я как раз паркуюсь под твоими окнами.

Он появился опять с цветами, хотя и без того в каждом углу стояли принесенные ранее букеты.

– Бровкиной нет? – спросил тихо. И, услышав ответ, рассмеялся: – Надеюсь, Кудре повезет больше.

Александр сел за стол, и они ужинали вдвоем, как когда-то. Холмогоров рассказал, что на студию сегодня приходил консультант из полиции со своими замечаниями по сценарию. Разговор коснулся недавнего убийства чиновника, и полицейский сообщил, что версий у следствия более чем хватает, а это значит, что раскрыть преступление будет крайне сложно. Но сам консультант считает, что оно связано со служебной деятельностью Ивана Семеновича. Хотя кому муж Бровкиной сумел так навредить, что люди пошли на убийство, совсем непонятно.

– Саша, – перебила его Надя, – у меня к тебе просьба.

– Почту за счастье исполнить любую.

– Не торопись обещать…

Она сделала паузу. В последний момент ей показалось, что просить Холмогорова нельзя, но потом все же сказала:

– Дело в том, что мне нужны деньги.

– И только? – рассмеялся бывший муж.

– Мне нужно много денег.

– Много денег каждому надо. – Он пристально посмотрел на Надю. – Какая сумма требуется?

– Точно пока не знаю. Может быть, тридцать или даже сорок тысяч евро.

Холмогоров кивнул, показывая, что расслышал все правильно, и замолчал. Но ненадолго. Надя уже готова была услышать: «На что тебе такие деньжищи?» А Саша еще раз кивнул.

– Хорошо. Могу даже дать больше. И стану отдавать тебе до копейки все, что зарабатываю, но только после того, как ты снова станешь моей женой.

На самом деле она предполагала, что все кончится этим. А значит, обратилась к нему зря.

– Пойми, – продолжал Саша, – сейчас ты одна, и я один. Время идет, вполне может быть, ты встретила бы кого-то, а вот мне, кроме тебя, никто не нужен. Допустим, ты бы встретила… А вдруг нет? Что тогда? Неужели тебе не хочется иметь мужем человека, который любит тебя и которого ты прекрасно знаешь? Да, я совершил в прошлом чудовищную ошибку и пытаюсь ее искупить. Разве до того злосчастного случая нам было плохо вместе? Разве мы не жили душа в душу? Грех так говорить, но даже хорошо, что так произошло. Потому что я потом каждую секунду проклинал себя за слабость. Ненавидел себя и проклинал. Такое не повторится никогда! Подумай, Наденька: отвергая мою любовь, ты отвергаешь все хорошее и светлое, что было у тебя прежде.

Холмогоров встал и опустился перед ней на колени. Тут же, возле стола. Почти так же было уже однажды.

– Прости меня, Надя. Если колеблешься – подумай, я не тороплю с ответом.

– Хорошо, – согласилась она, – подумаю. К тому же я не знаю точно, сколько мне нужно денег.

Александр поднялся с колен и машинально отряхнул брюки, словно стоять пришлось в грязи.

Ужин вскоре закончился. Они перешли в гостиную и расположились перед телевизором: Надя в кресле, а Холмогоров на диване. На одном из каналов шла старая театральная постановка по повести Достоевского «Дядюшкин сон». В роли князя К. был Журавлев. Надежда смотрела спектакль с напряженным вниманием, что не помешало ей заметить, как Саша несколько раз осторожно косился на свое запястье, словно проверяя время. Это показалось более чем странным, ведь на стене висели большие часы в деревянном корпусе с фигурными стрелками. Холмогоров или спешил куда-то, или искал повод, чтобы остаться.

Спектакль длился долго, и красивые стрелки уже стремились соединиться на двенадцати часах, когда Холмогоров вдруг сказал:

– А помнишь, как я Павла играл?

– Какого? – не поняла Надя, чувствуя отчего-то, как холодеет у нее внутри.

– Павла Александровича Мозглякова, в студенческом спектакле. Ведь мы тоже ставили «Дядюшкин сон». Ты же была тогда в студенческом театре, сидела в первом ряду, а я играл только для тебя. И ведь неплохо играл!

– Да, – тихо произнесла Надя, – помню.

Очень скоро передача закончилась, часы показывали начало первого. Холмогоров снова глянул на свое запястье. Надя опередила его, многозначительно сказав:

– У меня завтра тяжелый день…

Александр поднялся.

– Завязывай с этой работой! Ты не обязана горбатиться там, можешь приходить и ничего не делать. Тебе вообще остался один день. Не забыла, что послезавтра получаешь расчет?

– Как послезавтра?

Саша вышел в коридор и начал обуваться.

– Я готов ждать сколько угодно, но себя ты пожалей.

Он посмотрел на нее, ожидая каких-то слов, однако Надя молчала.

Холмогоров стал надевать дубленку и, уже застегивая пуговицы, спросил тихо: