К счастью, снаряды неприятеля перелетали через головы, не причиняя нам вреда. Всякий раз как свистело ядро, новички нагибались. Бюш глядел на меня с испугом. Старики стиснули губы.

Колонна остановилась. Кое-кому пришла мысль, не лучше ли отступить, но в это мгновение офицеры, размахивая саблями, закричали:

— Вперед!

Колонна двинулась скорым шагом. Мы бросились в штыки на пруссаков, засевших за стенами и изгородями. Они защищались, как львы, но были вынуждены отступить. Их отступление прикрывали старые солдаты с седыми усами. Они шли твердым шагом и все время отстреливались.

Мы шли по их пятам, позабыв о благоразумии и жалости.

Слева из окон домов началась стрельба. В этот момент мы уже находились в садах и огородах, но здесь нам негде было укрыться. Пруссаки истребили бы нас всех за десять минут. Видя это, наша колонна стала отступать в беспорядке, не оглядываясь назад.

Чтобы спасти жизнь, я, как и другие, совершал гигантские прыжки. Все вокруг летели сломя голову…

Мы остановились лишь в лощине, чтобы перевести дыхание. Кое-кто лег на землю. Офицеры бросили нас, хотя сами бежали вместе с нами. Некоторые еще кричали, что надо бы выдвигать орудия.

Бюш прибежал с окровавленным штыком и сел около меня заряжать ружье.

Мы потеряли около сотни людей, в том числе нескольких офицеров и сержантов. Два других батальона нашей колонны пострадали не меньше.

Издали завидев меня, Зебеде крикнул:

— Жозеф, не давай пощады!

Облака белого дыма окутывали холм. Вся линия от Линьи до Сент-Аманда была в огне. Впереди я видел черные массы пехоты, готовой ринуться на нас, с кавалерией по бокам.

Я подумал, что нам ни за что не одолеть этой вражеской силы и в душе начал проклинать наших генералов, направивших нас в такое опасное дело.

В это мгновение к нам во весь опор прискакал генерал Жерар с двумя другими генералами, и все они стали кричать нам, как одержимые:

— Вперед! Вперед!

Наши орудия начали обстреливать Линьи. Рушились стены, обваливались крыши. Мы бросились в атаку. Генералы скакали впереди, барабанщики били в барабаны. Солдаты кричали: «Да здравствует император!»

Пули градом сыпались на нас. Ядра вырывали из строя десятки людей. Барабаны гремели не переставая. Мы мчались, ничего не слыша и не видя, не обращая внимания на нападающих. Через пару минут мы были уже в деревне и начали выбивать двери прикладами, а пруссаки палили в нас из окон. Произошла ужасная бойня. Со всех сторон раздавались крики: «не давать пощады!». Пруссаки защищались до последней капли крови.

Сверху сыпались обломки кирпича, куски деревьев, оторванных ядрами. Неподалеку горели дома, дым заполнял улицу.

Я припоминаю, как появился Зебеде, взял меня за руку и дико закричал:

— Идем! Скорее!

Мы вошли в соседний дом. Комната в нижнем этаже была полутемной, так как окна были завалены мешками с землей. Внутри было полно солдат. В глубине виднелась деревянная, очень крутая лестница, вся покрытая кровью. Сверху раздавались выстрелы. При огне выстрелов можно было различить несколько валявшихся раненых и убитых. Другие солдаты, со штыками наперевес, шагая по телам, пытались взобраться во второй этаж.

При виде этого ужасного зрелища я пришел в какое-то бешенство и стал кричать:

— Вперед! Не давать пощады!

Если бы я, к несчастью, был около лестницы, то тоже ринулся бы по ней и был бы изрублен. Но всех воодушевляло такое же желание и никто не уступал места.

Я видел, как старик-солдат полез по лестнице. Не добравшись до верха, он выронил ружье и обеими руками вцепился в перила. В него попало две пули в упор. А сзади, толкая друг друга, уже напирали несколько солдат. Все желали быть первыми.

Наверху раздался страшный шум, выстрелы, крики и стоны. Казалось, дом рухнет. А солдаты все лезли и лезли один за другим. Когда мы с Зебеде взобрались по лестнице, увидели ужасную картину. Вся комната была завалена убитыми и ранеными. Окна были выбиты. Стены покрыты кровью. Пруссаки валялись на полу. Наши солдаты сидели на стульях и улыбались. У них присутствовало какое-то зверское выражение на лицах. Они почти все были ранены, но жажда мести была сильнее боли.

Когда я вспоминаю все это, у меня волосы встают дыбом.

Мы снова вышли на улицу. Здесь к нашей колонне присоединилась вторая колонна. Два офицера поскакали, чтобы велеть привезти орудия в захваченную нами местность. Площадь около церкви была полна наших войск. Здесь мы истребили всех пруссаков. Они оставались лишь в развалинах большого дома, слева.

Наш батальон, как наиболее пострадавший, был поставлен теперь во вторую линию. В галопе, давя все на пути, примчались лошади, везущие пушки и зарядные ящики. За пальбой не было слышно грохота колес. Солдаты кричали и пели что-то, это было заметно лишь по их открытым ртам — звуков нельзя было расслышать.

Нам предстояло теперь перейти ручей, отбросить пруссаков от Линьи и перерезать их армию пополам. Тогда битва была бы выиграна. Это была нелегкая задача, так как у врагов имелись большие резервы.

Мы двинулись вперед, через мост. На полпути капитан Флорантен велел нашей роте засесть в амбарах, чтобы оттуда стрелять по врагу. Это приказание доставило мне большое удовольствие.

В один из амбаров нас ворвалось пятнадцать человек. Мы прежде всего закрыли поплотнее дверь. Вдруг раздался ужасный грохот. Это пруссаки открыли по колонне стрельбу картечью. Вся колонна, пешие и конные, офицеры и солдаты, как ураган, ринулись назад. Кто падал, тот погибал.

Когда мимо нас промчались последние ряды, Зебеде выглянул из-за двери и в ужасе завопил:

— Здесь пруссаки!

Зебеде открыл огонь. Пруссаки были уже около нас. Кое-кто взбежал по лестнице наверх, Зебеде, Бюш и другие начали защищаться штыками. Зебеде кричал: «не давать пощады!», словно сила была по-прежнему на нашей стороне. Но тут он получил удар прикладом по голове и упал.

Видя, что он на волосок от гибели, я крикнул «в штыки!» и ринулся на врагов. Остальные последовали за мной. Пруссаки отступили, однако вдали виднелся еще целый батальон.

Бюш взвалил Зебеде на плечи, и мы взобрались по лестнице наверх. Внизу гремели выстрелы. Мы решили втащить лестницу к себе наверх, но увы — она не влезала вся.

Зебеде, уже очнувшийся, посоветовал нам запихнуть ружье между ступеньками. Так мы и сделали.

Вся улица была теперь полна пруссаков. Они не могли сдержать своей ненависти и кричали не переставая: «пленных не брать!».

Они стреляли в потолок амбара, но он был из толстого дуба, так что пули не могли пробить его. Мы палили без промаха. Из соседних домов и амбаров, где засели другие отряды нашей роты, тоже раздавались выстрелы.