Мы пошли дальше. Когда взобрались на небольшую возвышенность, мы, несмотря на дождь, увидели бивуаки англичан. Нам велели расположиться во ржи, среди других полков. Был отдан приказ не разводить огня и потому мы не видели своих.

Солдаты спали, как цыгане, под проливным дождем, дрожали от холода, мечтали об истреблении своих врагов и были рады, если у них имелись репа, брюква или что-нибудь подобное.

Я думал: «Неужели это жизнь честных людей? Разве для этого Бог создал нас? Разве не ужасно, что король или император, вместо того чтобы заботиться о нуждах страны, развивать торговлю, распространять образованность и содействовать свободе, довел нас до такого ужасного состояния?»

Впереди виднелись лагеря англичан. Там горели костры. Солдаты, получившие порцию мяса, водки и табаку, грелись у огня. Меня возмущало это зрелище. У меня зуб на зуб не попадал.

Кое-как я все-таки заснул.

Я проснулся около пяти часов утра. Перезванивались колокола окрестных селений. На растоптанных нивах лежали спящие солдаты. Небо было хмурым.

Эта картина навела на меня грустные мысли и воспоминания о родине.

«Сегодня воскресенье, день мира и отдыха», — подумал я, и мне вспомнилось, как я проводил этот день в Пфальцбурге.

Лагерь стал просыпаться. Заиграли зорю. Солдаты начали вставать. Три дня маршей и сражений и отсутствие рационов сделало людей сумрачными. Разговоров не было слышно. Всякий думал свою думу.

Перед нами расстилалась громадная равнина, занятая англичанами. Позади них, на холме, стояла деревня Мон-Сен-Жан. За ней, уже совсем на горизонте, виднелся громадный лес.

Я понимал, что теперь нам предстоит генеральное сражение, какого я, может быть, еще ни разу не видел.

Я стал рассматривать равнину, разделявшую нас от врагов. Привычный взор мог заметить небольшую лощину, более глубокую с правой стороны. На откосе около нее стояло несколько домиков, окруженных деревьями. Это была деревня Планшенуа. Дальше за ней до самого горизонта тянулась равнина.

Сперва мы все недоумевали, почему англичане заняли эту позицию. Затем мы рассмотрели, что как раз посредине вражеского лагеря проходит широкая и частью мощеная дорога. Эта дорога шла через Мон-Сен-Жан, в Брюссель. Англичане не хотели пускать нас по этому пути.

Боевая линия врага растянулась версты на три. По флангам стояла бесчисленная кавалерия. Кавалерия стояла и в тылу, в небольшой лощине, находившейся между рядами англичан и деревней Мон-Сен-Жан. Линия англичан шла вдоль изрытой дороги, пересекавшей главную брюссельскую дорогу перпендикулярно. За главной линией виднелись резервы.

Позиция врага была очень сильной. Однако у нас имелось несколько преимуществ. Как раз на большой дороге, посередине равнины, находилась большая ферма Хе-Сент с разными хозяйственными постройками, сараями, амбарами, конюшнями и тому подобным. Постройки выходили углом в сторону англичан. Посредине был двор. Все постройки были из кирпича. Разумеется, англичане разместили там свой отряд; однако, если бы нам удалось отнять ферму, мы очутились бы очень близко от центра их позиции и могли бы успешно направлять свои колонны в атаку. Еще дальше перед правым крылом англичан находилась другая ферма — Гугомон, окруженная леском. Она тоже могла нам пригодиться, но пока была в руках англичан.

Около левого крыла врагов располагалась третья ферма — Папелотт, занятая немцами.

Утром мы развели костры и немного отогрелись; те, у кого был еще рис, стали греть воду. Часов в восемь подъехали телеги с патронами и бочками с водкой. Нам раздали по двойной порции водки, но хлеба не было. Больше мы в этот день ничего не получили. Скоро началось передвижение войск. Наш батальон был присоединен к дивизии Донзело.

Наши четыре дивизии получили приказ пойти вправо от дороги. После некоторые рассказывали, будто солдаты шли с песнями. Это не верно. Нам было не до песен после ночного перехода, после ночлега под дождем без костров, после двух дней без пищи. Даже самые мужественные из нас имели угрюмый вид.

Дядюшка Гульден рассказывал мне, что в его время солдаты пели во время походов, но они шли по доброй воле, а не по принуждению. Они боролись за права человека и свои поля. Это совсем другое дело.

Правда, согласно свыше отданному приказанию играла музыка, но когда она замолкала, водворялось гробовое молчание.

Мы шагали скорым шагом, увязая по колено в грязи. Наконец мы остановились в тысяче-тысяче двухстах шагах от левого фланга англичан. Здесь мы стали выстраиваться в боевой порядок.

Мы простояли так часа два. Внезапно ураганом пронесся крик: «Да здравствует император!» Крик приближался, все усиливаясь. Мы становились на цыпочки, чтобы что-нибудь увидеть. Лошади стали ржать. Перед нами промчалась вскачь группа офицеров и генералов. Среди них находился и Наполеон. Мне казалось, я видел его серый сюртук, но не совсем в этом уверен: они мчались чересчур быстро, а впереди многие солдаты подняли свои кивера на штыки и мешали смотреть.

Когда крики затихли, всем пришла мысль, что теперь начнется бой. Но время тянулось. Все оставалось по-старому. Солдатами стало овладевать нетерпение. Наконец, около полудня слева послышался орудийный выстрел и затем ружейная пальба. Нам ничего не было видно. Мы знали, что это наш левый фланг нападает на Гугомон.

Артиллеристы четырех наших дивизий стояли у своих орудий, расположенных в двадцати шагах одно от другого. Когда раздались выстрелы, они стали заряжать пушки. Офицеры командовали, как на марше. Все двадцать четыре пушки выстрелили разом. Вся долина покрылась дымом.

Через мгновение снова послышалась спокойная команда старых артиллерийских офицеров.

— Заряжай! Целься! Пли!

Так дело продолжалось без перерыва целых полчаса. Англичане тоже открыли огонь. Их снаряды свистели в воздухе, с сухим треском ударяли в грязь и с несколько иным звуком в ряды солдат. Ружья превращались в щепы, исковерканные люди, как мешки, отбрасывались на двадцать шагов. Среди этого ужасного грохота раздавались стоны раненых. Лошади пронзительно ржали. Солдаты жаждали резни, их едва можно было удержать.

В густом дыму были видны лишь наши артиллеристы. Наконец послышалась команда:

— Прекратить огонь!

В то же время офицеры наших четырех дивизий пронзительным голосом прокричали слова:

— Сомкнуть ряды! Приготовься!

Я сказал Бюшу:

— Пришел наш черед.

— Да, — ответил он, — будем держаться вместе.

Дым от наших орудий рассеялся, и мы увидели английские батареи, не прекращавшие огня. Первая бригада дивизиона Аликса скорым шагом направлялась к ферме Хе-Сент. Позади нее я увидел маршала Нея со свитой.

Изо всех окон ферм, со стен и из сада раздавались выстрелы. Каждую минуту несколько французов падало под выстрелами на дорогу. Маршал Ней находился на большой дороге.