Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И все же, как ты думаешь, что это за польская шарага такая? — Савельев отворил балконную дверь, офицеры закурили. — Что ищут? Чьих будут?
— Может, остатки немецкой разведки пускают корни? — С неуверенностью заметил Снигирев. — Или польские коллаборационисты таким образом заметают следы и шаг за шагом продвигаются через наши порядки на запад, к американцам или англичанам.
— Не думаю. Сам посуди, откуда у них тогда новые форма, ремни, сапоги, автоматы ППС? Склады, что ли, грабили? Но в сводках за полтора месяца таких случаев не значится. И на дно они ложатся быстро и тихо, вместе со «студебеккерами». Интересные дела, да? Исчезают вместе с трехосными грузовиками!
— Я что подумал: район их действия очень интересный. — Снигирев развернул на столе карту Саксонии-Ангальт. — Глядите, впервые они были замечены Севернее Рослау, затем восточнее и, наконец, наши их окончательно спугнули юго-восточнее города. Значит, либо они что-то ищут здесь, у Рослау, либо на восточном берегу Эльбы, в Саксонии. Но опять же ближе к Рослау, а может быть, и к Дессау?
— Снигирев, мы же договорились, вне строя на «ты».
— Виноват, забыл.
— А ты не думал, Иван Иванович, что эти поляки — засланные казачки с той стороны Эльбы? Ну, если не от американцев, то от англичан, но с помощью американцев. Ведь теоретически это может быть разведгруппа лондонского польского эмигрантского правительства. А, может быть, и разведывательно-диверсионная. Как ты на это поглядишь?
Снигирев задумался, прошелся по кабинету, минуту постоял у раскрытой балконной двери.
— Возможно, ты прав, Александр Васильевич. Вполне вероятно, в нашем огороде шарит группа британской военной разведки, сформированная из поляков. Или спецподразделение бывшей Армии крайовой, получившее какое-то задание британской разведки.
— В любом случае будем просить центр делать запрос в Главное разведуправление Генштаба. Может, чем-то помогут?
В дверь постучали, вошел дежурный.
— Товарищ подполковник, к вам тут немец, говорит, его фамилия Бааде.
Савельев со Снигиревым переглянулись и быстро убрали документы и карту со стола.
— Проси, — приказал Савельев.
Облаченный в щегольской костюм синего цвета с чуть заметной полоской, в белоснежную рубашку с крупными янтарными запонками и галстуком «белый горошек на вишневом поле», в черных лакированных полуботинках, Бааде решительно вошел в кабинет и, улыбаясь, будто старым друзьям, подал руку вначале Савельеву, предусмотрительно бросив взгляд на погоны, затем Снигиреву. Он был выше среднего роста. Крупные черты лица, большой лоб, волевой квадратный подбородок, прямой нос и густая шевелюра темных волос производили впечатление о нем скорее как об эпатажном поэте или художнике-модернисте, нежели об авиаконструкторе. Только большие карие глаза, искрящиеся лукавинкой, выдавали человека умного, решительного, готового к рискованным решениям, а возможно, и авантюрам. Кабинет наполнился ароматом дорогого парфюма. Не дожидаясь приглашения, он сел и, неспросив разрешения, закурил американский Camel.
— Разрешите представиться, господа, доктор Брунольф Бааде, бывший директор опытного завода государственного концерна Хуго Юнкерса. А я, как понимаю, имею честь познакомиться с офицерами советской военной контрразведки?
Савельев и Снигирев представились и оба закурили «Казбек». Бааде продолжил:
— Дело в том, господа, что я не стал ждать вашего приглашения, решил, так сказать, опередить события и предложить вам свои услуги и помощь в деле освоения разрушенного войной большого производственного хозяйства по конструированию и изготовлению современной авиационной техники. — Он выпустил тонкую струю дыма в открытую балконную дверь, заложил ногу на ногу. — В отличие от многих моих коллег я не стремился бежать на Запад. И не потому, что так люблю русских и ваш коммунистический строй и не люблю англичан с американцами. Вовсе нет. Просто я принципиальный сторонник Божьего указания «где родился, там и пригодился». Саксония — моя родина, а на заводах Юнкерса я вырос. Кстати, американцы, войдя в Дессау, уже на следующий день нашли меня и предложили работу с хорошими деньгами, но я решительно отказался. И знаете почему? А потому, господа, что мне сорок один год и десять лет из них я, получивший отличное научно-техническое образование в университетах Мюнхена и Берлина, проработал в США, сделав карьеру в компании Acron Airships до главного инженера. Но работать с американцами нельзя! — Он прихлопнул ладонью по столу. — Немец для них, русский или там француз какой все равно остается чужаком, они из тебя выжимают все соки, создают вокруг атмосферу недоверия и постоянной слежки, а достигнутые тобой результаты выдают за собственный успех. Хотя, — Бааде закатил глаза и причмокнул от удовольствия губами, — честно скажу, платят хорошо! В мае тридцать девятого меня лично пригласил генеральный директор концерна Юнкерса доктор Генрих Коппенберг занять должность ведущего конструктора. Отказаться я не мог.
Наступила пауза. Офицеры, озадаченные явлением Бааде к руководству опергруппой «Смерша», соображали, как вести себя: немедленно арестовать нахального немца и допросить его, взять подписку о сотрудничестве и принять на работу в качестве консультанта либо подумать и посоветоваться с Центром, но подписку о сотрудничестве взять. Савельев выбрал последнее. Он заговорил на приличном немецком, чем приятно удивил Бааде.
— Господин Бааде, не скрою, мы удовлетворены вашим приходом.
Немец с достоинством склонил голову, выразив признательность. Савельев продолжил:
— Если не возражаете, мы предлагаем вам сотрудничество, но наши законы требуют получить от вас письменное согласие, которое возлагает на вас и ряд обязательств, в том числе по охране государственной тайны. Все вопросы вашего финансового, продуктового и вещевого довольствия будут определены и урегулированы сегодня же.
— Господин подполковник. — Улыбка исчезла с лица Бааде, он заговорил серьезно и осознанно. — Я также удовлетворен взаимопониманием и согласен к сотрудничеству ради возможности продолжить работу в авиации. Не скрою, сегодня, в условиях разрухи, безработицы и угрозы голода, для меня и моей семьи очень важен фактор материальной мотивации труда. Если потребуется, я буду готов работать и за продовольственный паек. Тем более что сейчас купишь на эрзац-марки? Я готов приступить к работе хоть завтра.
Снигирев положил перед Бааде бланк подписки о сотрудничестве с военной контрразведкой «Смерш» на немецком и русском языках. Немец бегло пробежался глазами по документу и размашисто подписал оба экземпляра. Савельев сказал:
— Завтра и приступайте. В восемь утра за вами заедет машина. Вашим куратором будет Кудрявцев Андрей Емельянович, доктор[30], ведущий инженер ЦАГИ, специалист в аэродинамике.
Савельеву показалось, что по лицу Бааде пробежала тень удивления.
— Вы знакомы с Кудрявцевым?
— Нет, господин подполковник. Но я знаком с его научными трудами, опубликованными до войны. Я весьма польщен таким куратором. Работать с людьми из ЦАГИ — дело ответственное.
Снигирев вручил немцу список конструкторов, подготовленный Бурхольдом, подождал, пока тот прочтет,