день, когда я, вернувшись с одного из самых тяжелых сражений, получила вызов к беженцам.

В тот день сбылись мои худшие опасения.

Глава 21

Макс

Так обычно и бывает: события наступают в тысячу мелких шажков.

Вскоре я получил новый приказ Зерита. Дел хватало с избытком. По всей Аре влиятельные семейства оспаривали его право на власть. Несколько коротких изматывающих дней в Антедейле, и мы двинулись дальше.

Я уже решил, что делать. Буду раз за разом повторять Антедейл, столько раз, сколько потребуется. Постараюсь, насколько возможно, обходиться без смертей. Я иллюзиями выкуривал противника из укреплений. Я перекрывал поставки и морил города голодом. Я посылал лазутчиков похищать ключевые фигуры, вместо того чтобы прорубаться сквозь ряды войск.

Тисаана недаром показала мне, чего можно добиться правильно подобранным представлением и творческим подходом.

Я следовал почти по ее стопам. Даже забавно было, наслушавшись в городе шепотков, читать ночью ее письмо. Солдаты, сплетничая о ней, боязливо понижали голос, словно говорили о божестве. Кто уверял, что она, по треллианскому обычаю, приносит кровавые жертвы, кто ссылался на ее происхождение («Я тебе говорю, эти треллианцы кого хочешь отделают!»), а какой-то чудак додумался, будто она черпает силу, питаясь редкими бесритскими скорпионами.

Я прислушивался к боязливым пересудам о ней, тихонько усмехался про себя и уходил в палатку перечитывать ее письма – письма, полные не демонического величия, а ее потаенных, блуждающих мыслей, среди которых почти всегда попадалась хотя бы одна неумелая шутка. Я, в свою очередь, целый день копил для нее байки. Я так привык, что она всегда рядом, что с ней можно поделиться. И теперь собирал для нее истории, как вороны собирают блестящие пуговицы, – чтобы, упаковав в бумагу и чернила, подарить ей.

Все, что мне хотелось сказать на самом деле, не вмещалось ни в одно письмо.

От солдат я долго старался держаться на расстоянии. От Мофа никуда было не деться – он не отходил от меня, и я в душе радовался его присутствию. Но с остальными чем меньше иметь дел, тем лучше. Им достаточно Арита с Эссани, уверял я себя. Вряд ли я мог бы предложить им больше.

Но однажды, вскоре после нашего выступления из Антедейла, я наткнулся в лагере на устроенную наспех арену, окруженную кучкой солдат. Один из сражающихся был разбит наголову. За пять минут, что я там простоял, его столько же раз сбивали с ног.

Я постоял, прошелся туда-сюда, отошел и вернулся. В голове нарастало беспокойство.

Что мне было делать? Уйти – оставив их все делать неправильно?

Кончилось тем, что я не удержался – влетел на площадку, выхватил из рук побежденного меч.

– Как не стыдно? – буркнул я. – Вот, попробуй-ка так…

С того и началось. Там поправить неумелого, здесь подсказать, раз-другой показать, как надо. Скоро это перешло в постоянные уроки, и на них стекалось все больше солдат. От боевых приемов перешли к магии, и скоро я уже обдумывал учебный план, выявлял пробелы и прикидывал, как их залатать.

Я не сразу заметил, что перехватил обязанности Эссани и Арита, вместо них занявшись подготовкой войск. Многих солдат я теперь знал по именам и, больше того, знал их сильные и слабые места.

Это у меня получалось. И даже с удовольствием. Приятно было видеть, как всё щелк – и становится на место, будто кусочек головоломки.

Зато я теперь не спал по ночам – тяжесть всех этих жизней теснила грудь. С каждым выученным именем во мне нарастала злоба на то, что их сюда привело.

Шли недели. На моем счету прибавилась еще одна победа, затем две, затем шесть. Если верить донесениям, уровень потерь был невысок. Меня это не убеждало. Я сам писал родным тех, кого мы потеряли, и эта обязанность бывала одинаково тяжела, сколько бы времени ни отнимала – час, шесть или десять. Не мог я, глядя на тело двадцатилетнего мальчишки, хлопать себя по плечу, похваливая за то, что с ним в могилу не легло больше.

Я каждую минуту остро сознавал, что именно стоит на кону.

Зерит требовал от нас почти нечеловеческой скорости продвижения. Но недели без отдыха изматывали солдат. Усталые солдаты становились медлительны или безрассудны. Медлительность убивала одних. Нетерпение убивало других. Мне хотелось избежать того и другого.

Мы как раз стояли поблизости от Мериаты. На Аре Мериата считалась городом греха и разврата – в подобных местах отдыхающих солдат принимают с распростертыми объятиями.

Еще важнее, что в этом городе у меня были старые друзья. И они могли кое-что знать о проклятии, которым Зерит якобы связал жизнь Тисааны.

Я решил, что ради этого стоит сделать крюк.

Глава 22

Тисаана

Серел в записке настойчиво просил зайти к беженцам. Я страшно устала: только что вернулась из самой кровавой битвы. Накануне меня особенно замучили сны Решайе, веки были как свинец. Все это ничего не значило. Если беженцы звали, я шла к ним. Дочитывая записку, я уже начала обуваться, с тоской косясь на постель.

«В другой раз», – обещала я койке.

Как обычно, меня сразу заметили, стоило войти. Здесь обо мне шептались не меньше, чем в других местах. Даже Серел смотрел теперь иначе: будто во мне появилось что-то новое, для него непонятное.

Иногда от таких взглядов горькое одиночество комом вставало в горле.

Я немножко надеялась, что эти люди станут мне семьей. Но, так как я была недостаточно низеринкой, и недостаточно аранкой, и недостаточно вальтайном, я и для них не была своей. Между нами лежал разлом, о котором не говорили, но держались от меня на расстоянии.

Я привыкла, что на меня оборачиваются. Но сегодня смотрели по-другому. И слишком тихо было. Магией я ощутила непокой в воздухе. Что-то было не так.

– Тисаана.

И все же удивительно, как я воспрянула духом при звуках знакомого теренского голоса.

Серел подошел ко мне, торопливо, грубовато обнял.

– Спасибо, – шепнул он на ухо. – Я же знаю, как ты занята.

– Для вас я всегда найду время.

Я обвела взглядом людей: они оторвались от дел и, морща лоб, поглядывали на меня.

– Все хорошо?

Серел потускнел:

– Хорошо-то хорошо, только…

– Что? – Я перестала улыбаться. – Что случилось?

За спиной Серела в дверном проеме возник Филиас. Серел хоть старался сохранить хорошую мину. А Филиас? У этого лицо окаменело от гнева. Двумя пальцами он держал исписанный пергамент.

– Надо поговорить, низеринская ведьма, – сказал он.

Стол, как и вся здешняя обстановка, был хоть