Корабельщики слушали с интересом, похохатывали. Кто-то сунул коту ломтик свинины – он с урчанием его сжевал, не переставая говорить сказку:

– И вот однажды ходил поп по базару, искал себе рядовича в услужение. Искал, искал, да все казалось ему, что рядовичи плохи – то ленивы, то глупы, а то денег больно много требуют. Совсем уж отчаялся, да тут вдруг прямо навстречу ему выходит детина. Сам с оглоблю, в плечах сажень косая, рожа хитрая и лыбится во все зубищи. Говорит – так и так, слышал, добрый работник тебе нужен, батько. Я вот такой и есть, готов справно служить. Все умею, все могу. А поп ему – да не дорого ли возьмешь, сын мой? Приход-то у меня бедный, и сам я бедный. Сука. Ничо, говорит детина, сущий пустяк. Работать буду на тебя год – справно работать. Все делать буду, что скажешь и чего не скажешь. Все умею, все могу. Одежи мне вовсе не нужно, кормиться со скотом буду, полбой и овсом. А в уплату потребую одно только – три щелчка тебе по лбу. Ровно через год.

– И что поп?! – подался вперед кто-то из корабельщиков.

– Поп, конечно, призадумался, – продолжал Баюн. – Он, знаешь, хоть и глуп был, да все ж сообразил, что дело нечисто. Это какой же дурак станет год задарма трудиться, чтоб только потом хозяина три раза в лоб щелкнуть? То ли сумасшедший перед ним, то ли кой-чего хужей гораздо… Даже принюхался поп – не пахнет ли от детины серой? Ну или вином хотя бы.

– И как, пахло?

– О том сказка умалчивает, – дернул лапкой Баюн. – Не перебивай, сука, слушай дальше. Не надо было, конечно, такого рядовича брать. Да очень уж был поп жаден. На авось понадеялся. Мол, год – он длинный, пока-то кончится, можно что-нибудь придумать, да как-нибудь выкрутиться, а пока что – даровщина. Только на то и хватило у попа умишка, что выговорить условие – коли, мол, рядович какую службу исполнить не сможет, тут сразу и договору конец.

Баюн рассказывал сказку очень долго. По мере того, как заканчивался год, поп задавал своему рядовичу все более сложные работы – и медведей велел пасти, и поле скосить за одну ночь, и к водяному гонял за оброком… совсем как князь Всеволод Ивана с Яромиром. Да только диковинный рядович все службы исполнял точь-в-точь и ухмылялся все глумливей.

Ну а потом пришло время расплаты. От первого щелчка поп перекувыркнулся, от второго – онемел, а от третьего из него дух вышибло. Ясное дело, жуткий слуга тот дух и уволок – да небось прямиком в пекло.

Так-то вот – за дешевизной гоняться.

Корабельщикам сказка страшно понравилась. Похохатывая и пихая друг друга локтями, они шумно согласились, что такой гостинец действительно будет похлеще трехсот ведер меда.

– Да уж, кошак прямо царский! – почесал Баюна за ухом Добрыня. – Лады, Яромир, довезем вас до Цареграда!

– Нам до самого Цареграда не надобно, – возразил Яромир. – Нам по пути выйти, на острове Буяне.

– Вот это посложней, – нахмурился Добрыня. – Мы на Буяне-то не высаживаемся никогда – место уж больно дивное, потаенное… Даже близко обычно не подходим. Вам там что потребно-то?

– Дела есть кое-какие… – отвел взгляд Яромир. – Государевой важности…

– Ну коли государевой… что ж, дадим вам челн, плывите с богом. Только сами к берегу приставать не станем. Да и не сможем, скорее всего…

– А обратно мы как тогда?! – заволновался Иван.

– Если вы скоро обернетесь, мы вас в море обождем. Только тогда уж вы потом с нами в Цареград.

– В Цареград нам не нужно… но ладно, это мы уже на месте глянем, что и как, – сказал Яромир. – Нам сейчас главное – до острова Буяна добраться. А там видно будет.

На том и порешили. Яромир с Добрыней ударили по рукам и заключили устную ряду. Достав из кошеля свой нос, старшина корабельщиков торжественно сделал на нем еще две зарубки – для новых товарищей. Все остались довольны, в том числе и Баюн – он даже мелодично замурлыкал:

– Как я рад, как я рад, что поеду в Цареград…

Уже к вечеру нагруженный струг поднял парус. Ветер дул попутный, но корабельщики все равно сели на весла, выруливая по быстроструйной Почайне на бескрайнюю ширь Днепра.

Иван, которому тоже дали место на скамье, оживленно вертел головой. Весло в непривычных к такой работе руках ходило туго, и сосед слева беззлобно поругивал неумеху-княжича. Это Яромир греб так, словно родился на палубе.

Путешествовать на корабле оказалось для Ивана ново и интересно. Все тут было как-то иначе, не подобно суше. И палуба-то под ногами покачивается, и ветер постоянно дует, и людей-то все время рядом много, нигде не уединишься. Даже малую нужду справляй у всех на глазах.

Неудивительно, что среди корабельщиков сплошь мужи, женок никогда не бывает.

С обеих сторон проплывали берега. Смотреть на них тоже было зело интересно – то поле, то лес, а то деревенька. Вон, девки с коромыслами по воду идут – струг завидели, руками машут. Одна даже воздушный поцелуй послала – и собой хороша, краснощекая. Иван даже пожалел, что нельзя пристать, познакомиться с красавицей.

Баюна выпустили из котомы и позволили бегать по всему стругу. В первую же ночь котище подманил песенкой и придушил здоровенную крысу, удостоившись похвалы от Добрыни Ядрейковича. Боярин на струге служил разом и кормчим, и купецким старшиной. Здесь его слово было всем.

В Цареград корабельщики собирались надолго. По крайней мере на всю зиму, а то и до следующей весны. С отправлением они и без того припозднились – верховья Днепра льдом уже покрыты, скоро и досюда дойдет. На водах, вон, уже льдинки плавают. Еще немного – и встанет река.

– Дед Мороз сказал Днепру – я стеной тебя запру… – напевал Баюн, лежа на борту и пристально рассматривая плещущуюся рыбешку.

Дважды в день корабельщики оставляли весла и собирались на трапезу. На палубе было тесно, шагу не ступить от товаров, но от того только веселее. Добрыня каждый раз выносил из чердака ведро хмельного меду, да разливал всем щедрой рукой.

На второй день после обеда он разостлал на палубе пергамен с чертежом земель. Иван впервые видел такую диковинную штуку – обычный лоскут, вроде скатерти, но на ем вся Русь намалевана! С речками, с лесочками, с городами и весями! Будто взлетел в заоблачную высь, да сверху зришь ее, махонькую!..

Впрочем, была она тут вся, да не вся. Родной Тиборск вот не уместился, остался где-то за краем чертежа. Зато Новгород, Владимир, Чернигов, Смоленск и стольный Киев – туточки. Добрыня Ядрейкович самолично их все Ивану показал. Провел пальцем по синенькой ниточке, что означала Днепр, и спустился еще ниже – к очертаниям великого моря, что отделяет русские земли от сельджукских и греческих.

– Да тут до моря-то близехонько совсем! – воскликнул Иван.

– Это только по чертежу кажется, что близехонько, – наставительно произнес Добрыня. – А по-настоящему путь нам лежит очень даже далекий. Все на полудень, по Днепру, по Русскому морю, мимо острова Буяна, к цареградскому султану…