— Я могу позвать стражу, — угрожающе произнесла Джинни. И выглядела достаточно разозленной, чтобы так и поступить.

— Но ты этого не сделаешь, — сказал Дункан куда более уверенно, чем чувствовал. Она посмотрела на него долгим взглядом, и он подумал, не просчитался ли?.. Когда-то он с легкостью понимал ее, но теперь она стала такой хладнокровной и сдержанной. А ее равнодушие к его судьбе возмущало Дункана. Но больше всего его выводила из себя преданность чертову мужу.

Он сделал шаг к Джинни, нависнув над ней, заставляя ее признать, что их отношения тоже для нее что-то значили, что вспоминает о том, что их связывало, не он один. Он видел, как она напряглась, как все быстрее пульсирует жилка у нее на шее, как чувства ее воспламеняются. Она хотела отступить, но гордость не позволила ей сделать это.

— И не важно, что ты тут говоришь, Джинни. Я думаю, ты все еще помнишь, как нам было хорошо вместе.

— Юношеское баловство? Ты забыл, что я была замужем десять лет и знаю, в чем разница.

Внутри вспыхнула жаркая ярость. Она зашла слишком далеко! Только подумать — представить себе! — Джинни с другим мужчиной, и он сходит с ума.

Дункан сжал ее в объятиях, притиснул к себе. Услышал, как она ахнула, почувствовал дрожь ее тела и едва не взревел от удовлетворения, ощутив, как твердеют прижатые к его груди соски.

Дункан впился в ее губы и поцеловал Джинни со всем пылом, который она разбудила в нем своими насмешками. И застонал, едва ощутив на губах ее вкус. Ту самую медовую сладость, которую так и не смог забыть.

Ее губы оказались мягче, чем он помнил, кожа и волосы то же ароматны.

Своим поцелуем он наказывал ее. Целовал сильно и жестко. Дункан просто оголодал. Одна его рука скользнула ей на шею, нырнув под шелковистые волосы, другая опустилась на округлые ягодицы, приподнимая Джинни вверх.

Дункан шагнул к ней. Вожделение и гнев свернулись в нем пружиной, готовой в любой миг развернуться. Глаза Джинни расширились.

Его остановил плеснувшийся в них страх.

Она испугалась не Дункана, а того, с какой легкостью он мог доказать ей, что она ошибается. Но все равно это был страх.

Дункан отступил назад, усилием воли заставив себя успокоиться. Да что за чертовщина с ним творится? Чуть ощутил ее вкус и едва не обезумел. А ведь ему всегда легко удавалось сдерживать свои порывы, если дело не касалось Джинни.

Он провел зрелые годы жизни, пытаясь смыть с себя пятно измены и незаконного происхождения, добиваясь славы и состояния как Черный Горец. Честь, благородство, долг — вот во что он верил. Но один день рядом с Джинни, и он ведет себя, как чертов варвар, и готов добиваться своего, лишь бы удовлетворить проклятую мужскую гордость.

Он не притронется к ней — на этот раз. Но если она снова его вынудит…

Вероятно, поняв, что чудом избежала опасности, Джинни произнесла:

— Еще один день, Дункан. И это все. Я хочу, чтобы утром ты покинул замок.

Не сказав больше ни слова, она повернулась и вышли Джинни права: нужно убираться отсюда. Это место слишком опасно для него. И тревожили его не угрозы позвать стражей, а воспоминания — слишком живые и яркие.

Джинни обливалась потом, ворочаясь в постели. Прохладные льняные простыни немилосердно натирали чувствительную кожу. Она так распалилась. Была уже на грани. Ее расслабленное тело трепетало и пульсировало.

Она ощущала его губы на своих губах, на своей шее. Ощущала, как обнимают ее его крепкие руки.

Его язык был у нее во рту, пробовал, исследовал, переплетался с ее языком. Она чувствовала на своих губах его вкус. Чувствовала, как щетина царапает кожу. Чувствовала вес его мускулистого тела, вжимавшего ее в матрац.

Тело ее напряглось, груди потяжелели.

Его рука скользнула ей между ног. Сердце заколотилось. Дыхание перехватило… Она предвкушала. При его первом прикосновении Джинни чуть не закричала от наслаждения. Скользнувший внутрь палец доставил ей невероятное облегчение. Ее бедра приподнимались навстречу его руке, сжимали ее. Она чувствовала, как нарастает напряжение…

Негромкий стук в дверь резко разбудил ее. Джинни в темноте открыла глаза. Тело ее едва не вопило от разочарования. Это всего лишь сон! С тяжелой головой Джинни снова закрыла глаза, перевернулась на бок и натянула на голову подушку. Этот поцелуй не только нарушил ее покой, он проник в ее сны, вызвав чувства, о которых она вроде бы давно забыла.

Кожа все еще горела, сделавшись очень чувствительной. Тело томилось, требуя облегчения.

Она и забыла, каково это — испытывать страсть. Каково это — целовать мужчину и чувствовать, что тело, подобно цветку, распускается от наслаждения, такого сильного, что захватывает дыхание. Но воспоминания вернулись, и Джинни ощутила разницу. Теперь в его движениях появились уверенность и сила, которых не было раньше. Он больше не юноша, но мужчина. Очень крупный, очень сильный, очень требовательный. Не привыкший к отказу.

Она так долго обходилась без страсти, но стоило провести единственный день в его обществе — и все мгновенно вернулось.

Что, если?..

Нет, это нелепо. Она все еще грезит, а в жизни больше нет места девичьим мечтам. У нее есть обязательства, так что ни о каких интимных отношениях не может быть и речи. Нужно отправить его еще до зари.

В дверь снова постучали, на этот раз настойчивее.

Встревоженная и мгновенно проснувшаяся Джинни встала с постели и на цыпочках прошла к двери, стараясь не задеть тюфяк, на котором (к счастью) спал еще один обитатель комнаты.

Упершись рукой в стену, Джинни чуть-чуть приоткрыла дверь. Снаружи стояла Мэргрид, держа в руке свечу. Даже в полумраке Джинни сразу поняла — что-то случилось.

— Простите, что разбудила вас, миледи, но вы велели тотчас же дать вам знать. Тот страж. — Сердце Джинни гулко забилось. — Ему стало хуже.

На мгновение Джинни забыла про свой гнев.

— Горячка?

Старушка кивнула.

По спине пополз страх. В точности как Френсис. Какой то крохотный порез — случайно соскользнувшее лезвие во время тренировки с мечом — но он загноился. И за неделю мужа не стало.

Джинни показалось, что пол уходит из-под ног. Как это случилось? Всего несколько часов назад он ее целовал. Они чувствовала его силу, его страсть, чувствовала, как в нем бурлит жизнь.

— Я сейчас приду, — сказала Джинни, схватила плед чтобы прикрыть ночную рубашку, и сунула босые ноги и мягкие кожаные тапочки.

Вернувшись в комнату, она опустилась на колени рядом с маленьким тюфяком и поцеловала бархатную щечку, вдыхая сладкий младенческий аромат. Элла уже не младенец, но запах детский, молочный. Ей приснился очередной кошмар, и Джинни позволила ей спать в своей комнате, понимая, что девочка все еще переживает смерть отца. Кроки того, когда маленькая озорница находилась рядом, Джинни было проще за ней присматривать.