Гариону плохо спалось. Ему мешали не только пронзительныезавывания ветра, дождь со снегом, барабанивший в закрытые ставни, и хлопаньенезапертых дверей от гулявших по коридорам сквозняков, но также редкие приступытишины, приходившие на смену гулу и грохоту. Странные сновидения преследовалиего в ту ночь Ему казалось, будто очень важное и необъяснимое событие должнопроизойти, и ему придется совершить самые героические поступки, чтобы бытьготовым к наступлению этого события. Было только непонятно, зачем он долженделать все это, и никто не подскажет, правильно или не правильно он поступает.Все будет происходить в страшной спешке, и люди будут подгонять его, не даваявремени опомниться или завершить начатое.

Даже шторм был против него. Подобно неведомому страшномузверю, призвавшему на помощь силы природы, он путал мысли и мешалсосредоточиться.

– …Ты готов? – Это была тетя Пол. Она водрузилаему на голову чайник с длинным носиком, которому предстояло быть шлемом, и далакрышку от котла да деревянную палку вместо меча.

– И что мне с ними делать? – спросил Гарион.

– Сам знаешь, – ответила она. – Торопись, ато будет поздно.

– Нет, тетя Пол, я не…

– Да нет же, справишься. Не теряй зря время.

Он беспокойно оглянулся вокруг, сбитый с толку. Неподалекустоял Рандориг с глупым, как всегда, выражением лица. На нем также был чайник;в одной руке он держал такую же крышку, в другой – палку. По всей видимости, импредстояло что-то сделать. Гарион улыбнулся другу, и тот усмехнулся в ответ.

– А теперь, – приказала тетя Пол, – убей его.Торопись, Гарион. Тебе надо управиться к обеду.

Он резко обернулся и уставился на тетю. А когда повернулголову, то не увидел Рандорига, вернее, его лица Из-под чайника на него гляделомерзкое бесформенное существо.

– Нет, нет, – нетерпеливо проговорилБэйрек. – Оружие так не держи. Схвати его обеими руками и направь прямо всердце. Когда он бросится на тебя, то не сумеет выбить клыками копье. А теперьснова. Постарайся достать его на этот раз. Торопись, Гарион, мы не можемзаниматься им весь день, понимаешь? – Варвар пнул ногой мертвого вепря.Вепрь поднялся и начал скрести снег. Бэйрек бросил на Гариона быстрый взгляд итребовательно спросил:

– Готов?..

Потом он очутился на неведомой бесцветной равнине вокружении статуй. Нет, не статуй – то были фигуры. Король Энхег был среди них,или фигура, похожая на него, король Кородаллин, королева Ислена; были такжеграф Джарвик с Нечеком, послом мергов в Во Мимбре.

– Какую из фигур ты хочешь двинуть? – спросилсухой голос в подсознании.

– Я не знаю правил, – возразил Гарион.

– Не имеет значения. Твой ход. Наступила твоя очередь.

Когда Гарион повернулся спиной, одна из фигур устремилась нанего. На ней был надет плащ с капюшоном, а глаза налились бешеной злобой. Нераздумывая, Гарион поднял руку, пытаясь отвести удар.

– Именно такой ход ты хотел сделать? – спросил всетот же голос.

– Не знаю.

– Сейчас слишком поздно что-либо менять. Ты ужеприкоснулся к нему. С этих пор тебе придется самому делать ходы.

– Это одно из правил?

– Так принято. Ты готов?….Запахло глиной и старымдубом.

– Нет, тебе, право, надо научиться сдерживать свойязык, Полгара, – льстиво улыбаясь, произнес мерг Эшарак и резко ударил еёпо лицу.

– Опять за тобой, – в третий раз сказалголос. – У тебя остался только один ход.

– И я должен сделать его? У меня нет выбора?

– Он один единственный. Торопись! Испустив тяжелыйвздох, Гарион вытянул руку, и Эшарак вспыхнул ярким пламенем…

От резкого порыва ветра дверь комнаты, в которой спалиГарион с Леллдорином, с громким стуком распахнулась.

– Пойду закрою, – сказал Леллдорин, откидываяодеяло, и, спотыкаясь, направился по холодному каменному полу к двери.

– И долго так будет дуть? – недовольно спросилГарион. – Разве заснешь при таком шуме?

Леллдорин закрыл дверь на задвижку, и Гарион услышал, как онвозится в темноте. Послышалось легкое постукивание одного камня о другой,мелькнула искра, которая тут же погасла, и Леллдорин принялся снова высекатьогонь Через пять-шесть ударов трут засветился, и молодой астуриец принялся дутьна него, пока не затеплилось пламя.

– Ты случайно не знаешь, сколько сейчас времени? –спросил Гарион, когда его друг зажег свечу.

– Думаю, что скоро будет светать, – ответилЛеллдорин.

– У меня такое чувство, будто эта ночь длится десятьлет, – простонал Гарион.

– Можно поболтать, – предложил Леллдорин. – Крассвету шторм должен утихнуть.

– Говорить лучше, чем лежать в темноте, вскакивая прикаждом шорохе, – согласился Гарион, приподнимаясь в постели и накидываяодеяло на плечи.

– Ты, наверное, повидал всякое после того, как мывиделись в последний раз, Гарион? – спросил Леллдорин, залезая обратно впостель.

– Да, довелось, – согласился Гарион, – и нетолько хорошее, надо признаться.

– Ты сильно изменился, – добавил Леллдорин.

– Меня изменила жизнь. Это не совсем одно и то же. Я нехотел этих перемен. Знаешь, ты тоже переменился.

– Я? – расхохотался Леллдорин. – Боюсь, чтонет, мой друг. То, что я натворил за неделю, подтверждает одно – я такой же,как прежде.

– Давай уточним кое-что, – сказал Гарион. –Самое интересное то, что здесь существует некая порочная логика. Все твоипоступки, взятые по отдельности, вполне логичны и нормальны. Только когдарассматриваешь их в целом, получается катастрофа.

– Теперь я и моя бедная Ариана обречены на вечнуюссылку, – вздохнул он.

– Я попытаюсь вам помочь, – обнадежил егоГарион. – Твой дядя простит тебя, Торазин, возможно, тоже. Он тебя слишкомлюбит, чтобы долго сердиться. Барон Олторейн, судя по всему, на тебя оченьсердится, но он мимбратский аренд. И простит все, если это было сделано из-залюбви. Впрочем, подождем, пока не заживет его нога.

Вот здесь ты допустил серьезную ошибку, Леллдорин. Ногуникак нельзя было ломать.

– В следующий раз постараюсь избежать этого, – тутже пообещал Леллдорин.

– В следующий раз?