Был ли де Ларошфуко ее любовником? Историки считают вероятность этого очень высокой. Он был на тринадцать лет моложе, но Мари незаметно перешла в тот возраст, когда дамы начинают бросать вожделенные взгляды на приятелей своих старших сыновей. Конечно, ссыльный герцог был в полном курсе планов по устранению де Ришелье или даже короля, замышлять подобные планы и прилагать все усилия к их свершению для герцогини де Шеврёз было делом обычным. В Кузьер вновь зачастили англичане, уже известный нам Монтегю с молодым помощником Крафтом, который немедленно влюбился в Мари.

На сей раз одной из зачинщиц нового заговора стала Генриэтта-Мария, супруга английского короля Карла I. Речь шла, как обычно, об объединении усилий внутренних и внешних врагов кардинала де Ришелье. Но эти враги были слабы: Мария Медичи в Генте, кучка эмигрантов в Брюсселе, вынужденных просить милостыню на пропитание у наместника Испании в Нидерландах, инфанта Филиппа, брата короля Филиппа IV и Анны Австрийской; королева Генриэтта-Мария, католичка в протестантской Англии, и Гастон Орлеанский, предающий всех и вся, лишь бы самому выйти сухим из воды. В 1634 году он возвратился во Францию и помирился с Людовиком. В следующем году по приказу де Ришелье был арестован основной фаворит Гастона и основательно почищено его окружение, чьи непомерные амбиции постоянно толкали брата короля на противоправные действия. В феврале 1637 года Гастон заключил окончательный мир с Людовиком, естественно, все эти изъявления родственной преданности обходились французской казне в немалые суммы.

19 мая 1636 года Людовик XIII объявил войну Испании. Теперь все поступки Мари и Анны Австрийской подпадали под категорию разведывательной деятельности в пользу врага. Они вели переписку через созданную ими сеть агентов, в которую входил тот же де Ларошфуко, но он был далеко не единственным. Камердинер королевы Лапорт в течение четырех лет исполнял всю черную работу по осуществлению этой переписки. Он на законном основании снимал комнатку в парижском особняке герцогини де Шеврёз, где в нише стены одного из помещений, прикрытой хорошо пригнанным куском штукатурки, хранился целый склад писчих принадлежностей, включая симпатические чернила и тому подобное. Лапорт шифровал и дешифровал письма, следил за их отправлением и получением, передавал письма королевы английскому резиденту в Париже, переправлявшему их своему коллеге Жербье в Брюсселе. Как утверждают историки, герцогиня де Шеврёз действовала крайне необдуманно и легкомысленно, побуждаемая исключительно личной ненавистью и чувством уязвленного достоинства. Биографы обычно привносят в ее жизнеописания романтическую нотку, утверждая, что для Мари свобода имела первостепенное значение, возможно, оттесняя на второе место даже любовь. Поражает лишь легковерие двух женщин, совершенно уверенных в том, что ни король, ни кардинал ничего не подозревали об их тайных сношениях.

Но было перехвачено письмо королевы к Мирабелю, бывшему послу Испании в Париже, теперь переведенному в Брюссель. Далее арестовали Лапорта, и у него нашли письмо мадам де Шеврёз, подтверждавшее ее соучастие. Затем провели обыск в монастыре Порт-Ройяль, через который также шла переписка и где королева встречалась с герцогиней. Лапорт был заключен в Бастилию, настоятельница допрошена с пристрастием, оба хранили молчание. Во время обыска у королевы были найдены письма от испанского посла в Брюсселе. Анне Австрийской пришлось признаться в содеянном и под диктовку написать признание с клятвой более не возобновлять свою пагубную деятельность. Бумагу показали королю, его величество написал внизу, что ознакомился с содержанием и дарует супруге свое полнейшее прощение, но не желает, чтобы «она встречалась с Крафтом и прочими посланниками г-жи де Шеврёз».

События в Париже возбудили у Мари глубокое беспокойство. Она не знала, что же точно происходит в столице, но чувствовала, что обстоятельства складываются для нее самым неблагоприятным образом, и подумывала о побеге в Англию, где, как полагала, у нее много друзей. Ее умолял последовать туда влюбленный в нее Крафт. Тем временем кардинал ломал голову, каким образом утихомирить эту неугомонную заговорщицу и помешать ее побегу, ибо в отечестве она была менее опасна, нежели за границей. Зная об огромных долгах герцогини, Ришелье предложил ей деньги на их уплату. Мари сначала отказалась, но позднее согласилась принять их «в виде займа», который, естественно, и не собиралась возвращать. Для того чтобы выведать намерения герцогини, Ришелье послал в Тур двух прелатов, аббатов дю Дора и де Сен-Мара, с заданием допросить ее. Мари поначалу все отрицала, но пронырливых служителей церкви было трудно обвести вокруг пальца. Дю Дора пришел к следующему выводу:

– Сия дама суть величайший враг, каковой существует и каковой наиболее вредоносен.

Между королевой и Мари существовала договоренность, что, в случае какого-либо важного события, она должна была получить из Парижа часослов. Книга в красном переплете свидетельствовала о неминуемой опасности, в зеленом – что гроза миновала. Из столицы прибыл часослов в красном переплете и тревожное письмо королевы, сообщавшее, что утром 6 сентября Мари будет арестована и надобно немедленно спасаться бегством. Потом оказалось, что никакого приказа об аресте не существовало. Предполагается, что королева осознала, насколько сильно желание Людовика, чтобы она порвала связи с герцогиней, и предпочла, чтобы та покинула королевство.

Мари решила немедленно бежать в Испанию и бросилась к епископу Дешо, который снабдил ее рекомендательным письмом к племяннику (сам Дешо по происхождению был баском) и деньгами. В тот же вечер она переоделась в мужской костюм и покинула свой дом в сопровождении двух слуг. Поездка верхом оказалась весьма изматывающей, но тут Мари добралась до замка де Ларошфуко, который оказал ей всяческую помощь, прежде всего предоставил карету, запряженную четверкой лошадей, и спутников, сопроводивших ее до границы. Впоследствии для облегчения пересечения границы ей вновь пришлось передвигаться верхом в мужском костюме. Это приключение в жизни Мари обросло множеством легенд, причем трудно сказать, имели ли они место в действительности. По причине ежемесячного женского недомогания седло Мари оказалось запачканным кровью, но она находчиво солгала сопровождавшему о незажившей еще после дуэли ране. Наиболее пикантен рассказ о служанке, положившей глаз на пригожего молодого всадника и активно домогавшейся его любви. Именно к этому периоду Александр Дюма приурочил ее случайную встречу с Атосом в деревушке у Пиренеев и зачатие Рауля де Бражелона (правда, с некоторой натяжкой по датам, но ведь никто не оспаривает права писателя на изрядную порцию художественного вымысла).

Было назначено расследование ее побега, проведенное, впрочем, весьма халатно. Де Ларошфуко заключили в Бастилию, где он ничуть не скучал, учитывая собравшееся там изысканное общество врагов кардинала, включая де Бассомпьера, де Шатонёфа и даже камердинера королевы Лапорта. Через неделю де Ларошфуко освободили.

Примечательно, что Анна Австрийская с середины августа 1637 года сочла себя обязанной вторить королю и осуждать беглянку. В письме Ришелье от 12 сентября 1637 года Людовик повествует: