что болит каждая крошечная мышца в теле, даже та, о существовании которой я не подозревала.

До прихода посыльного мне даже удается немного поваляться в ванной, и я вполне оживаю.

Сегодня определенно удачный день, курьер приезжает около восьми, посылка в целости, кухонный комбайн работает исправно, и теперь мне больше не надо думать, что подарить маме на день рождения.

А еще меня одолевают хулиганские мысли.

Егор так не хотел, чтобы я уезжала. Спрашивал, вернусь ли я. Старался оттянуть момент моего ухода, предлагал сначала поужинать вместе.

Может, стоит его побаловать? Он сегодня из-за меня нанервничался. Зря, конечно. Олег меня совершенно не интересует, хотя приятно, что Егор ревнует.

Пожалуй, я готова сделать ему сюрприз.

Тщательно собираюсь, придирчиво выбираю белье, даже чулочки идут в дело. В конце концов, я же помню про обязательство!

Даже кладу в сумочку зубную щетку. На всякий случай. Если вдруг останусь у Егора на ночь.

В такси меня посещает здравая мысль, что даже если Раевский не поедет на работу, это вовсе не означает, что он останется дома. Наверно, стоит ему позвонить.

Но я почему-то до сих пор робею даже набрать ему смс-ку, не говоря уже о звонке. Сегодня дистанция между нами сократилась, но я до сих пор как будто не чувствую, что вправе вести себя как его девушка.

Поэтому я отмахиваюсь от идеи связаться с Егором. В крайнем случае подожду его в кафе, отъезжая я видела напротив его дома милую сетевую кофейню. При мыслях о круассанах из их пекарни у меня всегда текут слюнки. А я ведь даже не ужинала сегодня. Может, сначала забежать и захватить парочку?

За такими размышлениями я подъезжаю к дому Егора.

Как назло, сегодняшняя мучительная духота трансформируется в грозу. Грохотать она начинает еще, как только я сажусь в такси, а на конечном пункте поездки на улице уже льет как из ведра. Я как обычно без зонта, поэтому промокаю, как только высовываюсь из машины. Ни о какой пекарни уже нет и речи.

Мне бы до подъезда добежать десять метров.

Но ливень хоть и напористый, но теплый. Пробежка под дождем заряжает меня весельем, хочется хохотать, кружиться под струями, но меня ждет то, что поважнее. Или точнее тот, кто важнее всего.

Влетаю в подъезд и под бдительным оком консьержки, очевидно узнавшей меня, вызываю лифт до рая.

В красках рисуя, как буду брызгать на Егора водой, струящейся с моих волос, выхожу на нужном этаже и звоню в дверь.

Дверь отворяется после второго звонка.

На пороге завернутая в огромное Егорово полотенце Линда. Она босиком, от нее пахнет гелем для душа, в руке расческа.

Мое сердце пропускает несколько ударов.

Мой мир трещит и рушится.

Линда вглядывается в мое лицо, и, видимо, узнав, искренне мне улыбается.

— А! Я вас помню! Мы виделись в приемной у Егора. Вы, наверно, его секретарь, да? Проходите, — она приглашающе распахивает дверь шире.

— Нет спасибо, — произношу я непослушными губами.

— Но вы же вся промокли! А Егора сейчас нет, он попозже будет… — огорчается Линда.

— Нет, благодарю, у меня еще дела, до свиданья, — я разворачиваюсь, чтобы уйти, но Линда словно пытается меня задержать.

— Но, может, я могу хоть что-нибудь передать ему?

— Да, передайте, что приходила секретарь Елизавета Морозова, встреча отменена.

Глава 37. Старые грабли

Я не помню, как спускаюсь вниз и выхожу на улицу.

Какое-то время я просто стою под хлещущим ливнем на крыльце. Мне по-прежнему не холодно, но уже и не радостно. Я усмехаюсь. Не радостно?

Я раздавлена.

Прямо сейчас я чувствую, как во мне в корчах умирают и вера, и надежда, и любовь. Звучит пафосно, но на деле гадко и больно.

Зачем? Зачем он так со мной?

Он целенаправленно убеждал меня в своих намерениях. Он утверждал, что Линда — не его невеста.

Хотя откуда я знаю? Может, и впрямь не невеста. А для кого тогда приглашения? Он изменяет невесте с Линдой, а им обеим со мной?

Мудак.

Ненавижу.

Где его хваленая откровенность, с которой он так настойчиво заваливал меня в койку? Что ж он сразу все не рассказал, когда хотел убедиться, что я все понимаю? Еще тогда в приемной, когда шантажировал меня увольнением?

Я, конечно, дура редкостная. Я бы даже сказала, уникальная. Я не только повелась на этого кобеля и позволила себе на что-то надеяться, не только позволила себя облапошить, я разрешила повесить мне жирную лапшу на уши второй раз.

Но я виновата только в том, что верю людям.

Что ж, это будет мне хорошим уроком.

Сережа Каверин мне недостаточно хорош был, не так горяч.

Н-на! Получай, идиотка!

Как можно быть таким двуличным мерзавцем?

Мысли о Раевском напоминают мне о том, что он может вернуться в любой момент и застать меня на этом крыльце. Когда у него дома Линда. Он ведь все поймет.

Я не хочу такого унижения.

Даже представляю, как он скажет: «Ну, вы же сказали, что не придете сегодня, Елизавета Валерьевна. Ваш собственный недосмотр. Что замерли? Вы на сегодня свободны».

На автомате бреду в кофейню, в которой собиралась купить нам с Егором круассаны. Дождь разогнал всех прохожих, и в кофейне почти нет народа.

Хлюпая туфлями, сначала прохожу в уборную.

Отжимаю волосы, подол игривой юбочки… Дура!

Уперевшись руками в раковину, смотрю на себя в зеркало.

Жалкое зрелище.

На что я рассчитывала? На хорошенькую мордашку?

Достаточно сравнить ее и меня.

Выбор Раевского очевиден.

Как сюжетный ход в авторском кино: две девушки напротив друг от друга.

Обе мокрые, но какой контраст! Одна — на его территории, обернута в его полотенце, пахнет его гелем для душа, выглядит счастливой и довольной. Другая — за порогом его жизни, промокшая под дождем, как нищенка, как побирушка, стучащаяся в дом за частичкой тепла.

Сырая одежда становится неприятной и холодной.

Я возвращаюсь в зал, усаживаюсь на кожаный диванчик и заказываю себе кофе с коньяком. И еще отдельно коньяк. Не помешает.

Вот и все. Несколько часов, и я снова не хочу его видеть. Больше не стану проверять, какие аргументы Раевского способны это изменить. Хватит. Два раза уже повелась.

Хочу ли я с кем-то об этом поговорить?

Вряд ли.

Даже Маринка с ее свободными взглядами покрутит пальцем у виска и спросит, о чем я думала.

А чего я хочу?

Хочу поскорее все это забыть.

Хочу больше никогда не видеть Раевского и эту омерзительно