– Мы здесь в невыгодном положении. Народ не стареет, он бессмертен и владеет магией. И не каждому из них нравятся люди. Поэтому будь начеку, не заключай никаких сделок, а еще постоянно носи с собой ягоды рябины и соль.

– Хорошо, – говорит она.

Вижу, как в отдалении, на лужайке, конюхи ухаживают за двумя ездовыми жабами Мадока.

– Вообще-то, ты неплохо справилась с этим, – замечаю я.

– У меня два вопроса. – Что-то в ее голосе или манере держаться подсказывает, что ей сейчас гораздо труднее, чем я думала. – Во-первых, что такое ягоды рябины? И во-вторых, если Фейриленд такой, как ты говоришь, почему ты здесь живешь?

Открываю рот. Потом захлопываю его. Наконец говорю:

– Это мой дом.

– Так быть не должно, – возражает она. – Если Ви смогла уехать, то и ты можешь. Ты же сама сказала, что не одна из них.

– Идем на кухню, – предлагаю я и поворачиваю к дому.

На кухне взгляд Хизер притягивает котел – такой огромный, что мы вдвоем смогли бы в нем помыться. Она смотрит на ощипанные тушки куропаток, лежащие на разделочном столе рядом с тестом, раскатанным для пирога.

Иду к стеклянным вазам с растениями и срываю несколько ягод рябины. Достаю толстую нитку, которой зашивают нафаршированных кур, кусок марли и завязываю ягоды в небольшой узелок.

– Положи это к себе в карман или в лифчик, – советую я Хизер. – И постоянно носи с собой, пока ты здесь.

– И это меня обезопасит? – спрашивает она.

– Целее будешь, – отвечаю я, сшивая мешочек для соли. – А этим посыпай все, что ешь. Не забывай.

– Спасибо. – Она берет мою руку и быстро пожимает. – Мне все кажется, что это нереально. Знаю, звучит нелепо. Я стою перед тобой. Чувствую запахи трав и крови от этих маленьких странных птичек. Если уколешь меня иглой, будет больно. Но мне до сих пор кажется, что все ненастоящее. Хотя теперь понятны все глупые увертки и отговорки Виви, ее нежелание жить нормальной жизнью, как, например, когда она ходила в старшую школу. Но все это означает, что мир перевернулся вверх дном.

Когда я была там – на улице, в квартире Хизер, – разница между нами казалась столь огромной, что я представить себе не могла, как Хизер ее преодолеет.

– Что бы ты ни сказала, мне это не покажется нелепым, – говорю я ей.

Она упивается ароматами местного воздуха на склоне дня, и в глазах ее светится интерес, вселяющий в меня надежду. В моей памяти живо неприятное воспоминание о девочке с карманами, набитыми камнями, и сейчас я чувствую огромное облегчение от того, что Хизер смогла принять мир, перевернувшийся с ног на голову.

Возвращаемся в гостиную, Виви улыбается нам.

– Джуд устроила тебе большую экскурсию?

– Я сделала ей обереги, – говорю я, намекая на то, что это ее обязанность.

– Хорошо, – весело отзывается Виви, потому что одного укоризненного тона мало, чтобы смутить мою сестру, если все идет так, как ей хочется. – Ориана говорит, что ты здесь нечасто появляешься. Похоже, ты серьезно поссорилась с нашим дорогим старым папочкой.

– Ты знаешь, чего это ему стоило, – отвечаю я.

– Оставайся на ужин. – Ориана поднимается, бледная, как привидение, и смотрит на меня своими рубиновыми глазами. – Мадок будет рад. И я тоже.

– Не могу, – говорю я и в самом деле жалею, что нет возможности остаться. – И так задержалась дольше, чем нужно, но я со всеми вами увижусь на свадьбе.

– Здесь все всегда сверхдраматично, – говорит Виви Хизер. – Эпично. Каждый ведет себя так, словно явился из баллады про убийство.

Хизер смотрит на Виви с таким выражением, будто она тоже явилась из баллады.

– О, – снова запуская руки в чемодан и доставая мятый сверток с черным бантом, произносит Виви. – Можешь передать это Кардану? Мои поздравления ему с тем, что он как бы король.

– Он Верховный Король Эльфхейма, – заявляет Ориана. – Возможно, вы и играли вместе, но ты не можешь отзываться о нем так, словно вы еще дети.

Некоторое время я стою с глупым видом, не дотрагиваясь до свертка. Знаю, что Виви с Карданом дружили. В конце концов, это Виви рассказала Тарин про его хвост – видела, когда купалась с одной из сестер Кардана.

Я просто забыла.

– Джуд? – окликает меня Виви.

– Думаю, будет лучше, если отдашь сама, – говорю я и с этими словами покидаю свой старый дом, пока не явился Мадок и мною не овладела ностальгия.

Прохожу мимо тронного зала, где за одним из невысоких столиков сидит Кардан; его голова наклонена к Никасии. Не вижу его лица, но могу рассмотреть ее – Никасия смеется и откидывает голову, демонстрируя длинную стройную шею. Она так и светится от радости, его внимание как свет, в котором красота принцессы моря сверкает особенно ярко.

Она любит его, осознаю я с неприятным чувством. Она его любит, и она изменила ему с Локком и страдала оттого, что боялась – он никогда больше не полюбит ее.

Его пальцы скользят вниз по ее руке до внутренней стороны запястья, и мне живо вспоминается, каково это – чувствовать его руки на своем теле. От воспоминаний меня бросает в жар, и лицо мое заливается стыдливым румянцем.

«Целуй, пока меня не затошнит», – говорил он и теперь наверняка пресытился моими поцелуями. Теперь его уж точно тошнит.

Меня бесит то, что он с Никасией. Ненавижу, когда он к ней прикасается. Ненавижу свой план, но, кроме себя, винить мне некого.

Я – идиотка.

«Боль делает тебя сильнее, – говорил мне когда-то Мадок, заставляя снова и снова поднимать меч. – Привыкай к тяжести».

Заставляю себя больше не смотреть. Вместо этого иду на встречу с Вулсибером, договариваюсь с ним, как доставить Балекина во дворец на аудиенцию к Кардану.

Потом направляюсь ко Двору теней и слушаю сплетни о придворных, новости о том, что Мадок устраивает смотр своим войскам, будто готовится к войне, которой я надеюсь избежать. Посылаю двух шпионов в те Нижние Дворы, где особенно много неприсягнувших перевертышей. Посмотрим, что им удастся узнать. Беседую с Бомбой о Гримсене – он изготовил для Никасии инкрустированную самоцветами брошь, при нажатии на которую на спине у владелицы появляются крылья и она может летать.

– Как думаешь, чего он хочет? – спрашиваю я.

– Славы, признания заслуг, – отвечает Бомба. – Возможно, ищет нового покровителя. Вероятно, не отказался бы и от поцелуя.

– Он заинтересовался Никасией из-за Орлаг или ради нее самой? – Это все, что мне хочется знать.

Бомба пожимает плечами:

– Его интересует красота Никасии и могущество Орлаг. Гримсен удалился в изгнание вместе с первым Алдеркингом; мне думается, что когда в следующий раз он соберется присягать на верность, то будет совершенно уверен в монархе, которому присягнет.