глазах простых людей Заступником, и это – высшее звание, которым они могли одарить своего любимца…

«…В трактире купца Князева у Серпуховских ворот 30 декабря <1879 года. – Авт.> собралась компания в девять человек из мещан и крестьян, прочитала речь Ф. Н. Плевако… и до того была тронута, что тут же сделала складчину в пользу люторических крестьян, которую и препроводила затем к самому Ф. Н. Плевако, причём приложила бумагу с выражением ему искренней благодарности. Бедные люди жертвовали по 2, по 3 рубля».

Владимир Гольцев, журналист и общественный деятель

Народная любовь выражалась по-разному: стихийным сбором «копеечки» в помощь «плевакиным» подзащитным, письмами со всей России с криво накарябанным на конверте адресом: «Москва, народному аблакату Плеваке» (они неизменно доходили) – и, конечно же, колоссальным устным эпосом с условным названием «Сказ о том, как Плевако-защитник Правду отстоял».

Ни об одном адвокате не рассказывали половины – да что «половины»! – десятой части преданий, посвященных Фёдору Никифоровичу. В них он неизменно не просто одерживает победу – он на глазах у публики раз за разом творит Чудо, олицетворяя собой живую Справедливость, противостоящую мёртвой букве бездушного закона. Он одной фразой спасает от каторги проворовавшегося попа (чёрт с ним, с ворюгой, но что может быть слаще минутного искреннего порыва простить ближнего!); он хитрым приёмом с часами убеждает суд не карать владелицу лавочки, которая зазевалась и нарушила полицейские предписания о времени закрытия магазинов; ловко выводит на чистую воду корыстную горничную-шантажистку («А туфли-то я сняла!»). Чего-то из этого совсем не было, что-то – было, но сильно приукрашено, что-то же – истинная правда.

«Но если слово защиты вас не трогает, если я, сытый, давно сытый человек, не умею понять и выразить муки голодного и отчаянного бесправия, пусть они сами говорят за себя и представительствуют перед вами. О, судьи, их тупые глаза умеют плакать и горько плакать; их загорелые груди вмещают в себе страдальческие сердца; их несвязные речи хотят, но не умеют ясно выражать своих просьб о правде, о милости. Люди они, человеки!.. Судите же по-человечески!..»

Фёдор Плевако, речь в защиту крестьян села Люторичи

Печенеги или варяги?

Одна из самых известных историй – о том, как Плевако спас от наказания старушку, укравшую чайник. В десятках вариантов разошлась она по просторам интернета, варьируются только степень привилегированности старушки (то ли столбовая дворянка, то ли почётная гражданка) и стоимость чайника – от 30 до 50 копеек. Впрочем, первоисточник находится без труда: это очерк В. В. Вересаева, врача и писателя, из серии «Невыдуманные рассказы о прошлом»:

Федор Плевако в зрелые годы (конец XIXвека)

«Прокуроры знали силу Плеваки. Старушка украла жестяной чайник стоимостью дешевле 50 копеек. Она была потомственная почётная гражданка и как лицо привилегированного сословия подлежала суду присяжных. По наряду или по прихоти защитником старушки выступил Плевако. Прокурор решил заранее парализовать влияние защитительной речи Плеваки и сам высказал всё, что можно было сказать в защиту старушки: бедная старушка, горькая нужда, кража незначительная, подсудимая вызывает не негодование, а только жалость. Но собственность священна – всё наше гражданское благоустройство держится на собственности; если мы позволим людям потрясать её, то страна погибнет.

Поднялся Плевако: «Много бед, много испытаний пришлось претерпеть России за её больше чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали её, половцы, татары, поляки. Двунадесять языков обрушились на неё, взяли Москву. Всё вытерпела, всё преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь… Старушка украла старый чайник ценою в тридцать копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно».

Оправдали».

Всё в очерке хорошо, да вот только не вяжется он с законодательством: не было ни потомственным почётным гражданам, ни дворянам более никаких привилегий в суде, это – одно из главных достижений Судебной реформы 1864 г. И «светил» старушке любого происхождения за мельчайшую кражу мировой суд, а стало быть – ни прокурора, ни адвоката, ни особенно присяжных, да и наказание – пара дней ареста. Что же, выдумка?

Нет, не выдумка. Только был там не жестяной чайник, а массивный серебряный кофейник, и не 50 копеек, а 300 с лишним рублей, как описано у современника Вересаева, знаменитого журналиста Власа Дорошевича, в очерке «Ф. Н. Плевако». И речь была более пространная:

«Поднялся Плевако: – Господа присяжные заседатели! Каюсь. Я несколько легкомысленно посмотрел на дело и взял на себя защиту моей клиентки. Думал, присяжные пожалеют. Дело пустячное! Но, выслушав речь господина товарища прокурора, я увидал, что ошибся. Он так убедил меня в тяжести преступления моей клиентки, что я не нахожу ни одного слова в её оправдание. И позволю себе только несколько развить мысль почтенного представителя обвинения. В 862 г., господа присяжные заседатели, Русь страдала от страшных внутренних беспорядков. Но предки наши послали за варягами. Пришли варяги, помогли – плохо ли, хорошо ли, но ввели порядок. И Русь спасена. Воскресла Русь. Потом на Русь пришли татары, разграбили, сожгли её, полонили всю. Погибала Русь. Но не погибла! Съедаемая удельными раздорами, забыла их, сплотилась воедино, встряхнулась могучая Русь и сбросила с себя ненавистное «поганое» иго. Поднялась и воскресла святая Русь. Спаслася! В 1612 г., под надменным игом поляков, кровью сочилась и умирала израненная Русь. Всё пророчило её гибель. Москва была взята, и уж в Варшаве, как коршун ждет добычи, ждал Мономахова венца чуждый Руси, иноплеменный царь. Но, пока поляки пировали победу в Москве, в Нижнем Новгороде кликнул могучий русский клич Козьма Минин, простой званием, великий сердцем человек. И, как слетаются орлы, слетелась Русь на его орлиный клёкот, и встала как один человек, и разбила позорные цепи, и с позором прогнала надменного врага. Воскресла святая Русь и была спасена. А через двести лет победитель всей Европы, казалось, на голову ей ступил дерзкою ногой. Москва была сожжена! Сама Москва! Из Кремля победитель диктовал условия мира! Но и тут не погибла Русь. Поднялась и огнём, и морозом своим, оружием и граблями гнала победителя – гнала, пока не утопила его славы в Березине. Воскресла Русь! Но вот в тысяча восемьсот таком-то году престарелая дворянка такая-то, от голода забыв все законы божеские и человеческие, украла серебряный кофейник, подорвала всякое уважение к священному праву собственности, подала пагубный пример всей России. И от этого удара, мне кажется, никогда не оправиться, не подняться, не воскресить бедной Руси».

И всё встаёт на