Дело о похищении и уничтожении Казанской иконы Божьей матери слушалось в Казанском окружном суде 25 ноября 1904 г. Оно привлекло огромное внимание публики по всей стране, да и сегодня, по прошествии почти 120 лет, продолжает будоражить воображение любителей загадок и поисков пропавших ценностей.

История иконы

Обретение одной из самых чтимых русским православием икон произошло в XVI в. после страшного пожара в Казани, уничтожившего немалую часть города. По словам священника казанской Гостинодворской церкви Ермолая, позже принявшего монашество и ставшего знаменитым в годы Смуты патриархом Гермогеном, десятилетней девочке Матроне явилась во сне Богородица и велела указать людям на место на пожарище, где под землёй на метровой глубине и была обнаружена икона. Её участие в событиях Смутного времени, закончившихся изгнанием интервентов и восстановлением государственного порядка, сделали святыню одной из наиболее почитаемых в России. В 1649 г. царь Алексей Михайлович велел праздновать 22 октября Казанской иконе «во всех городах по вся годы». В подтверждение нового статуса святыни при Коломенском царском дворце была заложена домовая церковь с соответствующим посвящением. Позже в её честь были названы сотни храмов и монастырей по всей бывшей империи.

История странствий оригинала иконы к XIX в. была уже весьма запутанной, но официальная точка зрения, подтверждаемая большинством исследователей, всё-таки помещала её в Казанский Богородицкий девичий монастырь. Именно там в ночь на 29 июня (12 июля) 1904 года икона была похищена вместе с образом Спасителя в драгоценных ризах. Обе иконы были украшены драгоценностями на сумму до 100 000 рублей; были украдены также деньги в сумме около 350 рублей из свечных ящиков. В начале третьего часа ночи послушница услышала крик «караул!», раздавшийся со стороны колокольни. Она позвала нескольких работников, и в подвале ими был обнаружен запертым монастырский сторож Фёдор Захаров. При осмотре собора были найдены следы взлома. Захаров на следствии показал, что при обходе увидел на задней паперти собора четырёх мужчин, которые, угрожая ему револьвером и ножом, закрыли его в подвале.

По следу злоумышленников

Следствие через пару дней вышло на золотых дел мастера Максимова, заказавшего для своего покупателя Фёдора Чайкина мощные разжимные щипцы, которые по некоторым признакам могли быть использованы для взлома дверей собора; после некоторого запирательства мастер сообщил, что последний несколько раз угрожал ему револьвером, требуя молчать о заказе. Выяснилось также, что Максимов продал нескольким лицам жемчуг, по описанию схожий с украшением похищенных икон.

«…Удалось обнаружить спрятанные на кухне, в русской печи и в других местах 205 зёрен жемчуга, 26 обломков серебряных украшений с камнями, 72 золотых и 63 серебряных обрезков от ризы, пластинку с надписью «Спас Нерукотворный».

Из протокола обыска

Во время тщательного четырёхдневного (!) обыска в доме, где жил Чайкин, полиция обнаружила множество фрагментов украденного (жемчужины, серебряные детали, разноцветные камни, обрезки риз и т. п.). В печи в золе нашлись обгорелые жемчужины, гво́здики, проволока и кусочки материи. Монахини опознали в найденном фрагменты похищенного в соборе. 5 июля Чайкин и его сожительница Кучерова были задержаны на пароходе в Нижнем Новгороде.

Операцию возглавил лично глава нижегородской полиции барон Александр фон Таубе. Получив сообщение, что нужных ему людей видели на пароходе, он отправился на пристань, предшествующую Нижнему Новгороду, дождался прихода судна и взял казанскую парочку под наблюдение, подтвердившее обоснованность подозрений. При аресте у Чайкина и его дамы были изъяты паспорта на имя супругов Сорокиных, револьвер, 200 рублей ассигнациями и 300 рублей золотом, часть которых была тщательно спрятана.

Был установлен «подельник» Чайкина Ананий Комов; также возникли сильные подозрения в отношении сторожа, который, как выяснилось, был хорошо знаком с Чайкиным и, по мнению следователей, тоже был причастен к ограблению. Малолетняя дочь Кучеровой рассказала, что видела, как Чайкин и Комов разрубили иконы, а мать Кучеровой Елена Шиллинг сожгла их в печке.

«Но вот явились лиходеи,

Сыны проклятья всей Руси,

Проникли в храм, как хитры змеи,

И Образ чудный унесли. Казань!

Оденься в траур скорбный,

Оставь веселье и покой:

Твоя краса, Лик Чудотворный,

Сокрыт кощунственной рукой…»

Михаил Нечаев, священник

Чайкин, оказавшийся на самом деле «по пач-порту» крестьянином Варфоломеем Андреевичем Стояном, был хорошо известен полиции. В своё время он начинал как обычный грабитель, но действовал настолько дерзко, что за ним числился убитый солдат и двое раненых полицейских; затем он решил заняться чем-то менее рискованным и стал «клюквенником» (вором, специализировавшимся на краже церковной утвари). Все другие участники преступления довольно быстро начали давать показания; при этом они всячески выгораживали себя и «топили» друг друга. По итогам расследования Чайкин, Комов, Максимов и Захаров были обвинены в том, что, «по предварительному между собой соглашению и имея при себе оружие, коим могли причинить смерть или увечье, в ночь на 29 июня в г. Казани из запертого собора в честь явления Казанской Божией Матери тайно похитили: а) святые иконы Казанской Божией матери и Спасителя в драгоценных ризах и б) из свечных шкафов с лишком 3000 руб. незаписанных в церковные книги денег, причём для совершения означенных похищений сломили замок у западных дверей собора…»; Кучерова и Шиллинг обвинялись в том, что участвовали в «сокрытии похищенного».

«Чайкин не признавал ни Бога, ни царя и говорил, что он сам царь; молиться Богу он мне не позволял, но я тихонько бегала в церкви».

Из показаний дочери Кучеровой Евгении

«Горе защите!..»

Дело было расследовано вполне добросовестно, однако у защиты (особенно в отношении женщин-соучастниц) имелись определённые перспективы. Но суд неожиданно столкнулся с тем, что подсудимые не смогли выбрать адвокатов: казанские присяжные поверенные организованно и категорически отказались защищать святотатцев. Суду пришлось употребить власть и назначить защитников. Большинство из них были молодыми людьми, и им было труднее, чем их маститым коллегам, «отползти» от опасного ввиду господствующих эмоций поручения.

Варфоломей Чайкин и Прасковья Кучеров а (1890-е)

Например, адвокат Чайкина Георгий Густавович Тельберг, сын обрусевшего шведа, пришедший в адвокатуру незадолго до процесса с университетской скамьи, ещё до начала судебных заседаний стал главным объектом нападок черносотенной печати. «Телеграф и газеты так дружно переврали мою фамилию, что последняя трансформация в одной провинциальной газете выглядела следующим образом: «Известный еврей Шальберг нанялся за сто тысяч рублей защищать гнусного святотатца; вся христианская адвокатура возмущена очередной еврейской наглостью». Будучи от рождения