обследования населения, со мной – да еще в эпоху КОВИДа! – произошел акт сексуального домогательства. Был проявлен нездоровый интерес к моим лодыжкам без моего согласия.

– И что?

– Ну… – Она раскраснелась. Но не от смущения, как я подумал сначала, а от гордости. Точнее, от смущения, смешанного с гордостью. – Уже сотни лайков, десятки перепостов!

Вот единственное, что ее увлекает. Победное шествие с моей головой на пике. Главные бойцы за справедливость – они, их не остановить. Раньше проводилось расследование – сейчас для осуждения достаточно лайков. Лайки есть – значит, прав. А сейчас эти… мысленные домогательства преследуются более рьяно, чем несомненные преступления – убийства по пьяни, например, не говоря уже о хищениях, которые выворачивают бюджет… Пустяки! По сравнению с упомянутыми лодыжками. От этого ужаса, видимо, все и заболели. И уже не излечить! Перепост – то есть чья-то передача сенсации своим друзьям – это и есть доказательство. Какие ж еще? Я попал. Главное, только Нона за порог – и…

– Ладно. Иди… Лукерья!

«Оформляй! – чуть было не добавил я – А я чуток передохну».

Но не вышло. Бац! Хлопнула дверью. Пошла подшивать новые сведения к делу. Лоб мой горел. Вот так и заболевают, и умирают! Из-за такой ерунды. И только вытянул ноги, вздохнул… Звонок.

Вернулась? Чтобы покаяться, наконец? «Аббат» на месте! Хотя держится за стенку. Припал к глазку. Совсем другая маска. Порочная! С Венецианского карнавала, с шутовски загнутыми вверх углами, усыпанная полудрагоценностями. Дорогая гостья. От пандемии не скрыться. Хотя каждый надеется, что это – не к нему. Но просто к каждому приходит в другой маске. Открыл. Теперь пандемия у нас. Венецианский карнавал. Каждый может прийти к каждому, и ничто не запретит, главное – в маске! В маске – значит, по делу, дресс-код и шрифт-код. Лоб потрогал. Горит! Быстро открыл. Факт подглядывания в глазок не будем светить. Лучше изумимся.

– Мила?!

– Маску снимать? – многозначительно улыбнулась. Обнялись. – Ну? Маску уже можно снять наконец-то? – проговорила она.

– Не. Погоди пока, – бормотал я. Надо успокоиться. – А я тут один! Как перст! Холостякую, можно сказать. Бедую. А откуда узнала, что я один? Унизительная слежка?

– Может, хватит юродствовать?

– Плохо слышу я вас!

– Сейчас в ухо дам – окончательно оглохнешь!

Вот это по-нашему.

– Не-не! – Поднял палец. – Спокойно! По плану.

– Ну и какой же план у тебя?

– Ну… отдыхать. После поездки! – зачем-то идиотски подмигнул.

– А за решеткой не хочешь отдохнуть?

– Уже знаешь? – пробормотал я.

– Такое наше дело – все знать.

– Директор информационного агентства! – Я поднял палец – И аналитического! – добавил льстиво.

– Ты здоров?

– В зависимости от обстановки! – сформулировал я.

– Может быть, ты слыхал краем уха, глухого своего, что наш медиахолдинг, к которому и ты имеешь косвенное отношение…

– Колонки. Для болонки, – зачем-то добавил я.

– …учрежден главным образом как центр борьбы за гендерное равноправие, в защиту женщин от домогательств?

Грозная какая! Проникла под игривой маской и… вершит!

– А зачем тогда… с лодыжками присылаете? – пискнул я.

– А тебе какие нужны?

«Никакие!» – чуть было не сказал. Но сам дал себе по башке. Соберись! Расклеилси…

– Кстати, я ее по другому вопросу посылала к тебе. Пандемия у нас! Слыхал? И эту тему тоже наше агентство ведет.

– Куда?

– Хороший вопрос! Пока сами не знаем. Скорее, она нас ведет.

– Да брось ты! – вдруг заорал я. – Что прикажут – то и напишите! Кто вы?

Глянул на себя, орущего, в зеркало. Точно тридцать девять и пять!

– Подумай-ка лучше о себе! Заслуженный деятель – и такой козел! По Сети пожаром пойдет!

– Ну и пусть!

Руку к ней протянул. Отрубят – пускай! Пропадать так пропадать! Но рука, к удивлению моему, дошла до цели!

– Так ты… не по работе?

– Не!

Свет внезапно погас, и наступила тьма. Тьма тоже разная бывает. Потом свет зажегся.

– Вот, набор тебе принесла. Раздаем бедным!

– О! Да это же богатство! – воскликнул я.

– Я думаю, и черствая корка восхитила бы тебя.

– Еще бы!

– Вот за это я тебя и люблю. И буду любить… пока ты всем восхищаешься.

– И тобой восхищаюсь! Как ты… – не договорил.

Воспользовавшись паузой, любопытный читатель (если он существует) может спросить: «Зачем ему еще и эта женщина? Да она еще и с претензиями, судя по всему. Нафига?!»

Отвечаю. Если и существует еще на свете красавец с моей фамилией, хитрый, успешный и даже с огромными перспективами, то этот красавец – я! Но только в ее глазах. И только в ее руках. И, не удержавшись, добавлю – и в ее ногах. Что мне делать-то без нее?

Чай! С принесенным дефицитом! Эх! Какие пресс-конференции мы закатывали с ней! Вспышки фотокамер! А какие люди! В простых, на первый взгляд, пиджаках. А какие вопросы! Народ ломился!.. Все КОВИД съел.

А эти нынешние круглые столы по телевизору… Не люблю. Всегда есть некоторые – абсолютное меньшинство, – которые знают, что делать, чтобы спастись, – и множество других, которые с упоением твердят, что ничего сделать нельзя, и лучше не надо. И, что интересно, они не просто в большинстве, но – в фаворе!.. Тридцать девять и семь!

– Милый! – она нежно коснулась. – Давно хотела тебя спросить, но не решаюсь.

Неужели о здоровье?

– Скажи… что за ахинею ты посылаешь последнее время?

Удар почище прежних! С лица повалил пар.

– Ты колонки имеешь в виду?

– И их тоже.

– Про Венецию читала?

– Эту – читала. Ну и где там про нас?

– Ты что? У тебя муж – медиамагнат! Тебе это надо?

– А ты думаешь, он читает тебя?

Это за упоминание о муже? Ведь спрашивала меня: «Идти?»

– А кто читает меня? – Больше меня все же интересовал этот вопрос.

– Автомат! – уверенно проговорила она. – Компьютер! И вот, что он видит у тебя. – Посмотрела смартфон. – Оригинальность – семьдесят процентов! Это означает – тридцать процентов постороннего.

– Никогда я ничего ни у кого не беру!

– Значит, у себя. Из прежних колонок. Автомату же это без разницы: плагиат.

– Оригинально.

– Вот… Тошнотность – двадцать процентов.

– Тошнотность? У меня?.. Что это?

– Это повторяемость одних и тех же выражений и мыслей.

– Я думал… это стиль.

– Да нет. Это тошнотность.

– Знаешь, кто ты? Броненосец «Беспощадный»!

– А ты – «Неряшливый»!

Дышали тяжело. Тяжелей даже, чем полчаса назад.

– У тебя что… жар? – протянула руку.

– Да. Наверное.

При таких-то делах.

Звонок! Пошла смело открывать. Голос Арины:

– Та-ак. Засада!

– Ты ведь была уже здесь.

– Я по личному!

Приятно это слышать. Возможно, перед кончиной. Сознание замутилось.

– Быстро! – сквозь туман донеслось. – Звони Михаилу Алексеевичу. Скажи, крупного деятеля везем.