Я ему явно действовал на нервы. И он не стал бы меня задерживать, если бы я вдруг захотел уйти.

— Вы хотите сообщить нам что-нибудь важное? — холодно спросил он.

— Разумеется, — сказал я. — Я забыл сказать вам об этом сегодня утром. Кажется, я видел убийцу.

Его сразу заинтересовало мое сообщение.

— Да-а? — удивился он. — Когда, где и как?

— Когда: примерно без двадцати десять вчера вечером. Где: в Английском парке; он бежал от «Каролины». Как: своими собственными глазами.

Появилась официантка и прервала нас. Мне хотелось чего-нибудь выпить.

— Что вам еще принести? — спросила она.

— Мне чистого виски, — сказал я. — Только я спешу. Мне надо успеть в бар до половины двенадцатого.

Официантка ушла.

— Вы могли бы описать человека, которого видели? — спросил Харальд Бруберг.

— Я видел только, что это мужчина и он очень быстро бежал, — сказал я. — В это время все еще шел сильный снег. Сначала он бежал прямо на нас, а потом свернул к химическому факультету. Мы о нем быстро забыли.

— Мы? — спросил Харальд Бруберг.

— Да, там была еще одна пара глаз, — ответил я. — Госпожа Ульрика Бринкман может подтвердить мои показания. Мы прогуливались по Кладбищенской улице. И прошли немного по Английскому парку, а потом повернули назад и отправились ко мне домой.

— Где вы живете?

— Прокурору следует иногда перечитывать полицейские протоколы, — сказал я, снова обнаглев. — Это освежает память. Я уже дважды сообщал сегодня полиции свой адрес. Я живу в переулке Гропгрэнд.

— Ах так, — сказал Эрнст Бруберг. — Значит, мы почти соседи. Уж не вас ли встретил я в тот вечер? Вы шли в обнимку?

— Вполне возможно, — ответил я. — Но точно я не помню.

— Вы никого не видели в Гропгрэнде? — спросил Харальд Бруберг.

— Нет, — ответил я. — А кого я должен был увидеть?

Он не ответил. Только потер свой длинный, как у тапира, нос. Мне хотелось достать из сахарницы кусок сахару и дать ему.

— По-видимому, все это согласуется с тем, о чем рассказывал Ёста Петерсон, — сказал Эрнст Бруберг.

Прокурор так нахмурил брови, что они сошлись на самой переносице. Вид у него был крайне недовольный.

— Ёста Петерсон тоже видел парня, который бежал по Английскому парку? — спросил я.

— Н-да, — ответил Эрнст уклончиво и покосился на брата. — Похоже на то.

— Так, может быть, он сам и бежал? — предположил я.

Харальд Бруберг устремил на меня свой взгляд. Он говорил очень сдержанно и явно не склонен был шутить.

— Есть ли у вас какие-нибудь основания считать, что человеком, бежавшим по парку, был прецептор Петерсон? — спросил он строго.

— У меня? — переспросил я. — Нет, таких основании у меня нет.

— Но вы намекнули, что это мог быть он?

— Это был просто добрый совет, — ответил я. — Ведь в наше время никогда не знаешь, чего ждать от ближнего.

Теперь он даже не пытался скрыть, что не питает ко мне особой симпатии. Его лицо выражало презрение или еще что-то в этом роде. Я посмотрел на него и поправил галстук.

— Еще один вопрос, — сказал он. — Вы уверены, что секретарь факультета Улин сказал вам вчера вечером, будто провожал госпожу Хофстедтер от здания филологического факультета?

— Конечно, — сказал я. — А как же иначе? Или теперь он утверждает, что все было не так?

Харальд Бруберг с трудом подавил раздражение.

— Улин утверждает, будто он сказал вам, что встретил госпожу Хофстедтер во время следственного эксперимента. Но вы были немного навеселе и потому, возможно, неправильно поняли его.

Он с особым удовольствием повторил слова Улина о том, что я был пьян.

Официантка принесла мне виски. На это у нее ушло невероятно много времени. Харальд Бруберг, которому явно надоело мое общество, попросил счет. Но официантка, кажется, все предусмотрела и немедленно подала Брубергу счет. Они встали. Я взял свой стакан и тоже поднялся.

— Иду в бар, — сказал я.

Они промолчали. Я последовал за ними. Когда идешь рядом с представителями полиции, всегда чувствуешь, что ты в надежных руках. Тут я вспомнил, что всю жизнь мечтал прокатиться в полицейской машине. Я уже хотел попросить об этом Харальда Бруберга, как вдруг он повернулся ко мне и спросил:

— Итак, вы настаиваете на своих показаниях по поводу разговора с Улином вчера вечером?

— Я подумаю, — ответил я.

Я сидел в баре наедине со своим виски и проклятым жужжанием в голове и думал о братьях Бруберг. Разговор с ними оставил у меня неприятный осадок. Это все чепуха, будто я неправильно понял Хильдинга. Он сказал четко и ясно, что провожал Мэрту от здания филологического факультета. И произошло это наверняка после следственного эксперимента, так как по дороге они говорили о Харальде Бруберге, а до следственного эксперимента они его никогда не видели. В котором это было часу? Примерно между восьмью и половиной десятого. Но почему Улин соврал Брубергу? Неужели он просто проговорился, когда болтал со мной вчера вечером? Я стал раздумывать, не выпить ли мне еще, прежде чем закроется касса. Было около половины двенадцатого. Скоро в бар перестанут пускать. Я вытащил пару кусочков льда из стакана, стоявшего передо мной на столе. Немного поодаль, через два-три стола от меня, сидела небольшая компания болельщиков, они неистово спорили, какая команда выиграет первенство Швеции по хоккею. Когда я поднял голову, в дверях стоял Хильдинг Улин.

Он появился, как тролль, о котором только что думали и говорили, и спокойно обвел взглядом зал, точно так же, как он сделал это вчера. Он явился, будто за ним посылали, и был пунктуален, как Кант, по которому можно было проверять часы. Когда Хильдинг, словно злой дух, возник на пороге, было без трех минут половина двенадцатого. Увидев меня, он кивнул и подошел к моему столику. Но сегодня он был не совсем такой, каким я увидел его вчера. Лицо его, пожалуй, было немного бледнее.

— А ты настоящий ресторанный волк, — сказал Улин.

— Ты тоже не хуже, — ответил я. — Спасибо на добром слове.

— Можно присесть возле тебя? — спросил он.

Я жестом показал ему, что он может садиться.

— Устраивайся поудобнее, — сказал я. — Я сидел и ждал тебя. И весь вечер берег тебе вот это самое место.

Хильдинг сел. Кажется, он еще не решил, как ему реагировать на мои слова.

— Какое ужасное несчастье! — сказал он. — Бедная Мэрта…

Он растирал ладонями щеки, чтобы поскорее согреться.

— Непостижимо. Еще вчера она была жива…

— А сегодня мертва, — добавил я. — Не теряй даром времени и скорее заказывай. А то они уже закупоривают бутылки.

Хильдинг сделал знак