Когда Дед Мороз стал совсем близко от меня, прозвенел второй звонок, и детей передо мной осталось всего два. Девочка-снежинка рассказала стих, а мальчик-снеговик ничего не рассказал, просто сфотографировался.

– Как тебя зовут? – спросил Дедушка меня.

– Миша.

– Чем удивишь меня, мальчик Миша? Песенку споешь или стих расскажешь?

Я подошел к Дедушке совсем близко и сказал.

– Я пришел сказать тебе спасибо за все то, что ты для меня сделал в этом году.

А потом я обнял его и собрался уходить.

– А ты для меня что приготовил? – спросил он. – Стих или песню?

Видимо Дедушка оказался немного глуховат, он же старенький. Не понял, что я просто спасибо сказать, а не просить подарки.

– Мне ничего больше не нужно, у меня теперь все есть.

Я сказал, и понял, что это как-то неправильно. Дед Мороз мне вон сколько подарков, а я ему ничего, получается? Я стеснялся выступать, но сейчас решил порадовать дедушку, ведь он столько сделал для меня.

В этот момент прозвенел третий звонок, людей в фойе осталось немного. Я сделал шаг назад, выпрямился и громким голосом, как учила меня Рита, запел:

– Мама, купи ты мне клячу – трудно без клячи прожить.

Сяду на клячу – как зафигачу! Кляча стрелой полетит.

Мама, купи ты мне шляпу – трудно без шляпы прожить.

Сяду на клячу – как зафигачу! Кляча стрелой полетит.

Мама, купи ты мне водки –…

Меня перебили мамины аплодисменты и громкий смех чьего-то папы. Я сбился, но хотел продолжать.

– Молодец, Миша, – сказал Дедушка Мороз. – Слушайся маму.

Мама утирала слезы, которые потекли у нее от смеха.

– Откуда ты знаешь такую песню? – спросила она, когда смогла успокоиться.

– Рита научила.

– Нормальным тебя песням Рита учит, я с ней поговорю, – сказала мама.

Мы пошли в зал и сели смотреть представление. Я никогда в жизни не видел такой красоты. Столько людей в ярких костюмах, декорации – одна интереснее другой, а еще и на большом экране показывают часть спектакля. Высокие спинки впереди стоящих сидений немного закрывали мне обзор. Тогда мама положила мне под попу сумку и свою толстовку. И стало все отлично видно. Я так погрузился в сказку, что не заметил, как пролетело время. Очнулся только тогда, когда артисты выходили поклониться.

– Пошли за подарком? – спросила мама, и я ей кивнул. – У меня тоже билет с подарком, оказывается.

Мы забрали две металлические коробочки в форме кремлевской башни, полные конфет.

– Можно одну конфету съесть прямо сейчас?

– Можно и даже две. Я тоже хочу.

Пока мы дошли до машины дяди Толика, одна из коробочек изрядно опустела, зато мы с мамой были довольные.

– Ну что, пойдемте есть мороженное? – спросил дядя Толик?

Я думал мама скажет нет, ведь мы только что съели столько сладкого, но мама согласилась.

Мы долго гуляли по Красной площади, а потом зашли в кафе. Я выбрал себе самое большое мороженое, и потом была проблема его доесть. Это не от жадности или потому что есть хотел, просто оно было очень красивым. В большую прозрачную кружку положили три шарика разного мороженого, сверху взгромоздились взбитые сливки, а залито все было шоколадным сиропом. А сбоку торчала сахарная трубочка, которую я съел вперед всего.

– Ты не лопнешь? – спросила мама.

– Да пусть ест, он же растет, – сказал дядя Толик. – Я в его возрасте три таких мог съесть.

В этом у меня сомнений не было. Дядя Толик большой.

Пока я был занят уничтожением мороженого, мама рассказывала разные истории из своей жизни. Я и не знал многих из них. А дядя Толик говорил про работу, как и где он спасал людей.

Потом мы еще гуляли, пока шли к машине. Пока мы ехали домой, я почти заснул. У меня закрывались глаза от усталости, но я не хотел пропустить чего-то интересного. Когда мы остановились у дома, я дремал. Но потом я услышал, как дядя Толик сказал:

– Ира, ты мне нравишься, можно тебя поцеловать?

– Толя, тут ребенок, – ответила мама и повернулась ко мне.

А я сильнее закрыл глаза, чтобы не помешать такой важной сцене. В фильмах всегда сначала целуются, а потом все хорошо. А мне так хотелось, чтобы у нас было все хорошо.

Мама вышла из машины, и дядя Толик тоже. И я приоткрыл глаза, чтобы посмотреть, что происходит. Но в запотевшее окно ничего не увидел, кроме двух размытых фигур. Вот бы они полюбили друг друга и у нас все дальше было хорошо.

Я лежал на диване и флегматично щелкал пультом от телевизора. Очень сильно хотелось выпить, и я держался, как мог. Я поставил себе задачу не пить и твердо решил не сходить с выбранного пути. Я даже думал пойти в зал, но после плотного обеда меня припечатало к дивану. Таких вкусных котлет я не ел давно, ей-богу, как в детстве.

Ира с Мишей уехали на елку, а я остался дома. Может, стоило поехать с ними? Но что бы я там делал? От обилия орущих детей желание выпить было бы еще сильнее. Да и перед самым выходом нарисовался Толик, чем меня, признаюсь, удивил. То, что он имеет виды на Иру, я уже понял. Меня это веселило, шансов у него не было. Хотя с чего у меня такая уверенность? Может, он ей тоже нравится?

Было уже одиннадцать, когда я услышал, как открывается входная дверь. Я ждал, что вбежит Миша и начнет рассказывать, что и как было. Но нет. В коридоре была какая-то возня, и я пошел посмотреть.

Толян держал спящего Мишу на руках, а Ира аккуратно снимала с него верхнюю одежду. Все понятно, я здесь лишний, подумал я и вернулся обратно на диван.

Я думал, что Ира придет на кухню, когда проводит Толика, но нет. Я услышал, как щелкнула входная дверь, но Ира не пришла. Я до двух часов ночи тупил под смену каналов телевизора, а потом заснул прям там на диване. Я спал плохо и проснулся еще до будильника.

– Привет! Ты не представляешь, что вчера было, – сказал Миша и плюхнулся на соседний стул.

Ира варила кашу, а я пытался вспомнить, когда последний раз ел овсянку.

– Мне кажется, мой план сработал, – прошептал мне Миша, когда Ира отошла к холодильнику. – Маме нравится дядя Толик, и она ему тоже.

– Очень интересно. Как ты это понял?

– Я вчера видел, как дядя Толик маму поцеловал. И она его не ругала за это.

Я чуть не подавился кашей от неожиданности. Но подробностей не узнал, вернулась Ира с маслом и мы продолжили завтракать. Да, Толян времени зря не теряет. С одной стороны, я почувствовал, как меня кольнула ревность, а с другой – да и пусть. Если он ей нравится, да ради бога.