— Да, — сказала она. — Да, Элис.

Он перекатился и лег на нее; она, не обращая внимания на ноющие от ушибов мышцы, сумела сдвинуться под ним, обнять его бедрами — и чудесный многообещающий жар его эрекции интимно прижался к ней. Она застонала от удовольствия.

— Такая милая… Русалка, выброшенная волной, припавшая к моим ногам, — бормотал он, словно в полузабытьи.

Она едва не возмутилась: на ее коже налипла соль, полусырые волосы сбились в перепутанные пряди. И она прекрасно знала, как выглядит после ежедневного тщательного купания: даже без искусной прически, без украшений, без косметических ухищрений. Небольшая асимметричность ее лица, длинный нос, широкий рот — все это он видит, как видел всегда. Но тон его сейчас был вполне искренним; он назвал ее милой, так зачем возмущаться, тем более что любимый мужчина готов взять ее.

— Что случилось? — спросил он, услышав, как она вздохнула. — Я обидел вас? Может, я слишком тяжел?

— Нет, нет.

Перси пристально смотрела в лицо над собой — лицо мужчины, с которым она знакома почти всю жизнь. Ее друг — и мужчина, которым она соблазнилась. «Я люблю его? Боже мой, я люблю его». Сейчас он будет любить ее — и это будет замечательно, ведь с ней — ее Элис. И тот давний кошмар уйдет, будто и не было.

Он улыбнулся — той озорной улыбкой, которая в детстве манила ее следовать за ним по пятам, но с лица исчезло другое, тоже знакомое с детства выражение — ласковой заботы. «Это он выручал меня из любой неприятности. А если сам вел меня к беде — тоже выручал, кроме того единственного случая. Он мог бы изнасиловать меня на корабле, но он этого не сделал…»

Элис целовал ее шею, его рука жадно скользила по ее телу, нагнетая чувственный восторг, и скоро она едва не потеряет сознание на вершине блаженства, когда он овладеет ею. «Он опытен, он не причинит мне боли», — с нежностью думала она, содрогаясь от первого восторга. Та вечная сказка… русалочка…

«Он поймет, что я не девственница, и подумает, я спала со Стивом». Слава богу, ей удалось отбиться от Стива; слава богу, ее любимый — единственный ее мужчина. Она сжалась, вспомнив мявшие ее лапы Стива.

— Перси? Не волнуйтесь, я не рискну ребенком.

Губы Элиса обхватили ее сосок и начали ласкать, и она постанывала до изнеможения — так, что забыла обо всем на свете. Но она снова постаралась пробиться через нахлынувший вал чувственности, поскольку мелькнувшая мысль была очень важной. Она любила Элиса, и нельзя допустить, чтобы он верил в то, что она отдалась Стиву.

— Мне надо сказать вам кое-что.

— Сейчас?

— Сейчас, Элис. Вы знаете, что я не девственница.

Он поднял голову — напряженный, серьезный, его глаза потемнели и затуманились от возбуждения.

— Знаю. Вы сбежали с тем типом.

— Стивом Дойлом. Я никогда не спала с ним.

Элис поднялся и сел, а она пыталась сквозь полумрак разглядеть выражение его лица.

— Так какого же черта вы сразу не внесли ясность, чтобы положить конец всем сплетням?

— Полагаю, недостойно объяснять всем и каждому, что я успела всего за один час окончательно разочароваться в том человеке, пока ехала в карете. Я две ночи отбивалась от него с ножом в руке, но никто, кроме моей семьи, не поверит в это, так что я потеряла бы не только репутацию, но и честь.

— Честь? Но если бы вы остались девственной… — Она поняла, что он вспомнил ее первые слова. — Кто же тогда?

— Вы. — Она не хотела выразиться так прямолинейно, но слово само слетело с языка.

— Что?!. Не смешите, Перси, ради всего святого. Когда же я успел? Я бы обязательно помнил.

— Нет, вы были пьяны, и сердиты, и ужасно расстроены чем-то. — Она увидела, как он изменился в лице, осознав, что она имеет в виду.

— То есть в тот вечер, накануне отъезда, я лишил вас девственности? И не помню этого? Перси, не разыгрывайте меня. Вы были ребенком — я не сделал бы такого. — Он рассвирепел.

Перси молча наблюдала, как он в одно движение слетел с койки и начал зажигать фонарь, и у нее внутри все застыло и заныло от обиды.

— Мне было шестнадцать, — заговорила она ровным тоном. — Я нашла вас в розарии у подножия разрушенной башни. Я никогда еще не видела вас таким пьяным, расстроенным и злым. Вы и двух слов не могли связать, несли какую-то бессмыслицу. Я не хотела, чтобы слуги застали вас в таком виде, и боялась, что с вами что-то случится, поэтому помогла вам войти в дом и подняться в вашу спальню. Я затащила вас в комнату, а вы повернулись, Элис, — вы выглядели таким обездоленным, и я поцеловала вас. Хотела просто утешить, как если бы вы упали с лошади — нечто вроде того, но не дотянулась до щеки и поцеловала в губы — и что-то сразу изменилось. Словно я утешала не только друга. Мы оба это почувствовали. Только я не поняла, в чем дело, а вы поняли — втащили меня в комнату и закрыли дверь.

— И изнасиловал вас? Вы это хотите сказать? — Он стоял, голый, сжав кулаки, его плоть — весьма очевидно — потеряла всякий интерес к тому, чем они занимались минуту назад.

— Нет, конечно же, нет. Мне тоже хотелось этого. Я не вполне понимала себя тогда, но я хотела вас. — Она ясно припомнила взволнованность и страх перед неизвестностью, неподдельный восторг его ласк. Была и боль, но ее заглушила радость: она в его объятиях, она стала женщиной, она любит его. Значит, он тоже любит ее — как же иначе? — Теперь я думаю, что вы не сразу осознали, кто перед вами. Только потом рассмотрели меня и сказали… нечто. Поэтому я ушла.

— И что я сказал?

Перси помолчала. Те слова до сих пор словно нож в сердце. Надо ли теперь повернуть это оружие на обидчика?

— Вы сказали: «Ко всем чертям собачьим. Как глупо. Ты! Должно быть, я сошел с ума. Вон отсюда». Вы еще что-то говорили, я точно не помню — зажала уши, чтобы не слышать. Вы так злились на меня. А на следующий день уехали.

— Боже мой, я не помню. — Его лицо заметно побледнело. — Перси, клянусь, не помню. Мне иногда снилось что-то, но такая нелепица — я не мог поверить, что это было на самом деле. Думал, игра воображения. Черт, ведь я мог оставить вам ребенка.

— К счастью, обошлось. — Она постаралась произнести это как можно спокойнее. — Тогда мне и в голову не приходило такое. Я была весьма невинна, как понимаете.

— Невинна! Как же мне не знать, — сказал он с горечью. — Могли бы рассказать мне все это, прежде чем я занялся с вами любовью на корабле. Будь я проклят: все, что меня сдерживало, так это боязнь зачать ребенка. Теперь понимаю, что не имел права и пальцем до вас дотронуться.

Она пристально посмотрела на него:

— Но вы думали, что я спала со Стивом. Это что-то меняет?

— Разве не понимаете? Теперь это на моей совести.

— Нет, не понимаю. С тех пор минуло восемь лет, Элис. К тому же вы были пьяны.