В той стороне уже действительно можно было разглядеть терминалы порта и горы сгруженных на сушу контейнеров. Точнее то, что от всех них осталось. Почерневшие остовы металлических конструкций кое-где раскидало далеко за пределы режимной зоны, краны опрокинулись в воду, а в полосках пирсов зияли широкие прогалы.

— Его бомбили, что ли?

— Не знаю. — Белла снова прикрыла рот ладошкой, когда один из жор вдруг проворчал что-то неразборчивое. — Я тут в первый раз только весной побывала. И тогда уже всё так было. Так вообще много где сейчас… Особенно вокруг всяких складов или оптовок…

— Было слишком мало еды и слишком много боеприпасов?

— Ага. — Грустно кивнула девчонка. — Точнее не скажешь…

— А Москва, говорят — вообще вся в руинах! — Подхватил тему Рикардо. — Прям, как будто война была!

— Так она там и была. Ещё зимой. — Белла опять махнула куда-то в сторону прошлого. И деловито добавила. — А теперь там вон они между собой воюют. — Конопатый пальчик указал на бредущих перед нами бывших докеров.

— Кто воюет? — Паренёк недоверчиво нахмурился. — Жоры⁈

— Ага! — С гордостью подтвердила девчонка. — Ночные с мозгоедами!

— Кто-о⁈

Белла, всё-таки, немного смутилась:

— Ну… Честно говоря, папа про них почти ничего не успел рассказать… Я только знаю, что ночные жоры там по всему метро живут. А мозгоеды где-то в Курчатовском институте завелись…

— Офигеть… — Недоверие Рикардо всё-таки уступило место любопытству. — А в Питере в метро никто не живёт?

— Не, его ж затопило всё почти сразу. А весной — ещё и весь центр. Хорошо, хоть, в Эрмитаж осенью успела сходить…

— Везёт, как утопленнику…

— Чего? — Девчонка глянула на меня.

Похоже, что моя внутренняя справочная иногда подсказывала выражения, успевшие стремительно устареть. Как, наверное, и многие другие пословицы и поговорки, которые навсегда ушли из мира вместе с разумом совершеннолетних носителей.

— Да это из фильма. Не важно.

— А-а… — Протянула Белла. — А какого?

— Да я уж не помню.

— Угу… — Девчонка почему-то продолжала смотреть на меня с лёгким прищуром. И Кивнула на рюкзак людоедов — Успел заглянуть? Что там?

— Грязное бельё их шефа…

— А это из «Криминальное чтива», я знаю!

— Тоже папа показал?

— Ну вообще-то нет… Это я сама с Ленкой смотрела, перед Новым Годом как раз… — И девчонка отмахнулась точь-в точь как я, минутой раньше. Состроив при этом деловитую мордашку. — В прочем, не важно…

— А я тоже смотрел! — Подхватил тему паренёк, продолжая прикрывать рукой широкую улыбку. — Музыка там прикольная!

— На самом деле нет.

— В смысле⁈ — Паренёк, кажется, даже немного оскорбился.

Да, музыкальный вкус ещё имеет для вас первостепенное значение…

— Первые фильмы нищий Тарантино снимал за пачку чипсов. А саундтрек покупал на сдачу.

— Но… — Неуверенно протянул Рикардо. — Но я даже парочку мелодий оттуда разучил…

— Сами фильмы в итоге обрели статус культовых. Как и музыка внутри них. Так что не переживай, не зря старался.

— А сыграешь потом? — Неожиданно к беседе присоединилась девчонка.

— Конечно! — Паренёк снова радостно сверкнул синеватыми от черники зубами. Но тут же тоже торопливо прикрыл рот. — Я вообще много чего умею…

— А что, например?

— Ну… В основном русский рок всякий, его просто играть… «Кино», там… «ДДТ», «Наутилус»…

— А этот, как его… Который ты крабам играл… Он же не русский?

— Мановар? Это мы просто с группой разучивали, чтоб потренироваться тяжеляк играть…

Оставив беседу об искусстве чуть в стороне, я ещё разок попробовал покопаться в собственной памяти. Ведь, в отличие от тех названий, которые перечислял Рикардо, факты о «Криминальном чтиве» и песни престарелых нью-йоркских металлюг я, похоже, действительно просто помнил откуда-то из своего прошлого. А не заучивал их специально с каких-то странных документов, заполненных убористым шрифтом. Надо будет не забыть размотать этот момент как-нибудь потом…

Потому что сейчас, когда мы поднялись на дамбу вместе с нашими бессловесными провожатыми, всё наше внимание заняла растущая впереди громада. С большими белыми буквами на повёрнутом к нам правом борту.

— «Калина». — Рикардо первым озвучил крупный латинский шрифт. — А что значит «Эм Эс Си»?

— Название судоходной компании. — Эти сведения я почерпнул из тех же глубин памяти, что и особенности творческого пути Квентина Тарантино. — «Mediterranian Shipping Company».

Чем ближе мы подходили к месту крушения, тем лучше можно было оценить масштаб происшествия. Уложенные в пять-шесть ярусов жёлтые, голубые и бордовые контейнеры занимали почти всё свободное пространство уцелевшей палубы погибшего морского гиганта. Но уцелела она лишь на две трети. Потому что передняя часть судна и почти всё, что было сложено здесь от носа и до высокой белой надстройки, превратилось в искорёженные куски металла, асфальта, бетона и какого-то разноцветного мусора. Течение затянуло контейнеровоз прямо в закрытый шлюз между двумя дамбами. И многотонная махина снесла не менее многотонные конструкции, прочно застряв вполоборота между высокими насыпями.

— Блин… Шмотки, что ли… — Белла первой разглядела то, что высыпалось в воду и на обломки из помятых контейнеров. И продолжила разочарованно вздыхать. — Нафиг они щас кому нужны… До сих пор на любом рынке завалы…

— Наоборот — радуйся, что в них не было ничего ценного. — Я окинул взглядом край срезанного дорожного полотна. Слегка приподнявшись над остатками асфальтом, борт, похоже, всё-таки был слишком высоко, чтобы на палубу можно было перебраться прямо с моста или обломков шлюза.

Однако наши невольные проводники ничуть не теряли присутствия духа. И продолжали вполне целенаправленно брести в одну и ту же точку, располагавшуюся где-то ближе к корме.

— А разве не везде лежит одно и то же? — В ярких глазах девчонки тоже промелькнула надежда.

— Даже внутри одного контейнера могут быть совершенно разные грузы. Лишь бы друг другу по дороге не мешали. — Я махнул в сторону жор. — Пошли. Там наши ребята, похоже, уже что-то интересное нашли…

Но, поспешив следом за заражёнными докерами, мы увидели вовсе не разбросанные по асфальту чипсы или туалетную бумагу. Под разноцветными кофтами и штанами асфальт кончался ещё до того, как коснуться ржавого борта. И, от края пропасти начинался лес из обломков бетона и гнутой арматуры, хищно выставившей во все стороны