они пошли пешком, и беззаботность, которая, казалось, поднималась от жаркой мостовой, веяла от листьев деревьев и слышалась в воробьином чириканье, охватила Эвелину. Она смеялась над тем, как серьезно Франк относился к завтраку, но он заверил ее, что это чисто парижское отношение к еде. Он отвел ее в маленький ресторанчик на левом берегу реки, говоря о нем, как о месте встреч тайных заговорщиков или еще неоткрытом острове Южных морей.

На самом деле это была всего лишь длинная, полутемная комната, с обычными тянувшимися вдоль стен сиденьями. В ней пахло рыбой и горячим маслом. Франк пошептался с метрдотелем и лакеем. На столе появились закуски, после чего долгое время все шло монотонно. Эвелине было трудно вести себя естественно, она чувствовала себя как актриса-любительница на скверной сцене и в неподходящей ей роли. Франк сидел рядом с ней, совсем близко и время от времени пожимал под столом ее руку так, что обручальное кольцо врезалось ей в палец.

Как раз в то время, когда Эвелина ела камбалу под густым соусом, которую по-видимому очень одобрял Франк, она почувствовала, что кто-то смотрит на нее. Этот взгляд шел из полутемного угла, в самом конце комнаты.

– В чем дело, дорогая? – спросил Франк.

– Не знаю, какой-то мужчина все время смотрит на меня.

– Hy cамо собой. Парижанин счел бы очень невежливым не посмотреть пристально на женщину с вашей внешностью.

Эвелина покачала головой.

– Нет, дело не в этом, – сказала она. Мне кажется, что у него знакомое лицо, хотя я никак не могу вспомнить, откуда я его знаю.

Франк налил ей вина.

– Ах, сюда никто не заходит, – небрежно сказал он. – Не знаю, нравится ли вам бургундское, собственно это мужское вино.

Эвелина послушно выпила и снова взглянула в угол комнаты.

– Это доктор Эктардт, – сказала она. Она почувствовала, что ее рот похолодел – похолодели накрашенные губы и даже небо. Ее кожа вся стянулась. Доктор Экгардт был одним из судебных ассессоров, с которыми все время имел дело ее МУЖ Недавно он женился Эвелина вспомнила, как она обсуждала с Куртом, послать ли ему свадебный подарок, или ограничиться телеграммой с пожеланиями всего лучшего. Без сомнения, сидевшая рядом с ним маленькая, темноволосая женщина его жена, и они сейчас проводят в Париже свой медовый месяц. Была еще надежда на то, что доктор Экгардт не узнает ее. Она лихорадочно заговорила с Франком по-французски, на том очаровательном, безукоризненно правильном французском языке, которому научилась в детстве. Она старалась разыграть перед доктором Экгардтом парижанку, но безуспешно. Он уже подходил к их столику. Все в нем, – пробор, шрамы, оставшиеся от дуэлей, поклон с прищелкиванием каблуками, – выдавало бывшего студента.

– Быть не может! Фрау Дросте в Париже? Что за сюрприз! Ваш муж тоже здесь? Ах нет, в Берлине? Ну, конечно, я так и знал. Наше путешествие также уже подходит к концу. Мы были в Алжире, и моя жена превратилась в настоящую мавританку… Его речь продолжалась, неотвратимая как сам рок.

– Доктор Экгардт, могу я познакомить вас с мистером Данелем? – с трудом пробормотала Эвелина.

Франк улыбнулся с чисто американским добродушием, а Экгардт отвесил поклон, подобающий офицеру запаса. Экгардт выглядел так, как будто ожидал дальнейшего объяснения. Эвелина сумела придумать маленькую, довольно слабую ложь.

– Я в Париже с приятельницей, вы ведь помните ее, с Марианной, – вкрадчиво сказала она.

Но доктор Экгардт, казалось, не мог совладать со своим удивлением.

– Что за совпадение! – снова воскликнул он. Первое знакомое лицо за три недели. Я сразу сказал жене: не фрау ли Дросте сидит там? Вы надолго в Париже? Ах, только на день-два. Замечательный город, не правда ли? «Париж, это Париж»… Ну что ж, встретимся в Берлине. Но какое совпадение!

Теперь из дамской комнаты показалась фрау Экгардт. Ее муж страшно многословно представил ее Эвелине и наконец ретировался. Прищелкивание каблуками, рукопожатия, поклоны.

– Так… – сказала Эвелина, когда все это кончилось. Она проглотила сладкий блинчик «креп Сюзетт» которым по-видимому страшно гордились и метрдотель, и Франк. Теперь все было кончено. Ничто не могло помешать доктору Экгардту рассказать ее мужу о том, что он встретил ее в Париже. В последний момент она успела спросить, где остановились Экгардты. В отеле «Атеней». Перед ней мелькнуло видение: она приходит к Экгардту и умоляет его молчать об их случайной встрече. Она обжигала язык горячим сладким «креп Сюзетт», и в это время перед ее умственным взором вставали драматические картины. Рыдающая женщина стоит на коленях перед мужчиной под звуки арии… Но ведь это была опера «Тоска».

«Хорошо!» – вызывающе подумала она. Может быть так даже лучше Теперь все было кончено. В это «все» входил даже запах, доносившийся из кухни в квартире на Дюссельдорферштрассе, забытый газовый счет, ингаляционный аппарат, скрипучие башмаки фрейлейн. Но оно не включало ни детей, ни нежной внимательности Курта.

– Неужто немцы все еще устраивают сабельные дуэли? – спросил Франк. Он не заметил ничего, кроме шрамов на лице Экгардта, корректном лице юриста.

– Что вы сказали? – переспросила она.

Сперва она должна была сообразить, что теперь Франк говорит по-английски. Она наблюдала за тем, как он просматривал счет и клал деньги под салфетку. Внезапно он показался ей совершенно чужим, как будто она никогда не встречала его и видела в первый раз. Казалось, что он испытывает то-же самое, так как когда они вышли и остановились на улице, он не знал, что делать с ней дальше. Он сделал одно-два предложения с легкомыслием, которое придавало ее поездке в Париж характер простой фривольной эскапады. Она стояла перед ним беззащитная и старалась подделаться под его тон. Она как бы со стороны слышала, как отвечала ему тоном, совершенно чуждым ей:

– Я не принадлежу к этому типу, – сказала она.

– К какому типу вы не принадлежите и к какому принадлежите? – с веселым любопытством спросил он.

Его рука, державшая ее под руку, была тепла и слегка прижималась к ее груди.

«Я должна уйти!» – тревожно думала она. – Я должна сесть на следующий же поезд и уехать прежде, чем что-либо случилось. Я должна во всем сознаться Курту. Нет, я не принадлежу к типу женщин, которые могут делать такие вещи… девятнадцать марок… не могу же я сказать теперь: пожалуйста, дайте мне деньги на билет… И кроме того, ведь я не хочу оставлять его… я счастлива, так счастлива… ведь несмотря ни на что это Франк… я люблю тебя, Франк, только я немного одурела от страха. Франк, помоги мне, Франк… Это совсем не так легко, нет, это