лестнице и может застрять на месте. Он может получить новые чины, ордена, повышения и, с другой стороны, может и не получить их.

«Я ничего не могу сделать, думал Дросте. – Я знаю, что я слишком педантичен, мелочен, даже придирчив. Я знаю, что в этом отношении я настоящий маньяк. Но так уж я создан: я не могу успокоиться, прежде чем не добьюсь правосудия и не выясню правды».

На местах для прессы зевали, и их зевки передавались присяжным заседателям.

«Если эта Онхаузен так же не сможет пролить свет на все дело, я сяду в галошу вместе со своей настойчивостью» – в тревоге подумал Дросте.

По полупустым скамьям для публики пронесся шепот, легкое движение, как круги от камня, брошенного в воду.

– Мы расследовали все обстоятельства этого злосчастного дела до тех пор, пока не разобрали их по мелочам, – раздались в ушах Дросте слова прокурора. Я совершенно убежден, что присяжные заседатели давно уже пришли к необходимым выводам по поводу убийства. Мы просто теряем время…

– Я просил бы не предугадывать вердикта, когда нам даже не удалось еще установить, с чем мы имеем дело, с непредумышленным убийством или с убийством с заранее обдуманным намерением! – машинально оборвал его Дросте. Как раз в эту минуту он заметил красную шапочку Марианны, и это утешило его. Марианна сидела в третьем ряду скамей для публики и внимательно смотрела на него. Ее подбородок упирался в косточку указательного пальца правой руки, глаза были сощурены как щелочки, а левая рука сжата в кулак – это была ее любимая поза, когда она сосредоточивалась. Встретив его взгляд, она улыбнулась, и он с трудом сохранил свою профессиональную серьезность. Марианна повернула голову налево – там было заметно какое-то легкое движение. Дросте услышал собственные слова:

– Как бы то ни было, я должен настаивать на вызове указанной мною свидетельницы, – и в тот же момент увидел, что фрау Онхаузен каким-то чудом уже находится в зале суда.

Движение в левой половине мест для публики было вызвано именно ею. Теперь она стояла, помахивая поднятой кверху рукой, как школьница, вызывающаяся ответить. Это решило дело. Протесты прокурора и защитника были преодолены, и судебный служитель ввел вдову Онхаузен в надлежащее русло – то есть вывел ее через заднюю дверь из залы, провел по коридору снова в боковую дверь, а затем подвел к свидетельскому месту.

Прокурор бросил быстрый взгляд по адресу председателя верховного суда, сидевшего на своей галерейке. У защитника Руппа вытянулась физиономия – он заподозрил какой-то подвох в этом неожиданном появлении новой свидетельницы.

В центре внимания очутилась вдова Онхаузен. На ней был весенний синий костюм, немного тесный в плечах и груди. На шляпе красовался букет маргариток. У нее были манеры женщины, уверенной в впечатлении, которое она производит, и привыкшей к тому, что все совершается по ее желанию. При виде этой веселой крупной женщины вся зала суда заметно оживилась и ожила. Один из присяжных вытащил из кармана платок и высморкался, затрубив как хор трубачей. Фрау Будекер вдова полковника с отвращением и неприязнью уставилась на эту Онхаузен, вдову, всего лишь, какого-то трактирщика. Это была антипатия с первого взгляда. Как ни странно, но на веснушчатом лице обвиняемой появилось точно такое же выражение. Фрау Рупп сперва вопросительно взглянула на своего мужа, а затем упорно и настойчиво принялась с головы до ног разглядывать женщину в синем костюме. Члены суда сдержанно прислушивались к первым вопросам, которые Дросте задавал новой свидетельнице относительно ее личнocти. От нее далеко распространялась волна духов с запахом ландыша, доходившая даже до мест присяжных. Дросте не привел ее к присяге, удовлетворившись тем, что посоветовал ей говорить только правду.

– С удовольствием, – игриво ответила она, вызвав легкую улыбку на губах председателя верховного суда.

– Прежде чем приступить к допросу свидетельницы, я хотел бы задать ей один вопрос, – кисло заметил прокурор. Каким образом свидетельница очутилась в суде?

Фрау Онхаузен повернулась к нему и вежливо ответила.

– Само собой, что я интересовалась тем, что случится с Руппом.

– Значить вы были знакомы с обвиняемым?

– Ну, конечно, – ответила фрау Онхаузен почти снисходительным тоном, как будто вопрос показался ей поразительно глупым.

Дросте снова взял на себя руководство допросом.

– Не можете ли вы припомнить, посетил ли обвиняемый вашу пивную в вечер четырнадцатого октября? – спросил он.

– Четырнадцатого?… Боюсь, что не помню точно Может быть. В то время он бывал почти каждый день. Возможно, что он зашел и четырнадцатого.

В ее словах слышалась легкая насмешка.

– Могли бы вы рассказать нам о ваших отношениях с обвиняемым? – сказал Дросте. Eго рука дрожала еще больше, тем раньше, он взял в руку бумаги, как будто ему нужно было схватиться за что-нибудь. Для него в мире не существовало ничего более интересного, чем охота за истиной. Даже любовь давала лишь слабое удовлетворение по сравнению с подобной лихорадкой.

– Тут не о чем много рассказывать, – ответила вдова Онхаузен. Я не скрывала, что Рупп с самого начала пришелся мне по душе. Я никогда не обращала внимания на болтовню на Риттергассе. В конце концов ведь я самостоятельна, не правда – ли, и я вдова и могу поступать как мне вздумается – не так ли?

Штейнер один из ассесоров, ухмыльнулся. Дросте облек ответ вдовы в более юридическую форму.

– Обвиняемый Рупп прошлой осенью часто посещал ее пивную, «Голубого ежа», и понравился ей, – пояснил Дросте.

Репортеры застенографировали эту фразу.

– Само собой разумеется, что тогда он еще не был обвиняемым, – весьма рассудительно прибавила вдова.

– Значит вам понравился Рупп? – продолжал Дросте. Каковы же были ваши отношения с ним в дальнейшем? На секунду он затаил дух и прибавил.

– Конечно, если вы находите неудобным для себя ответить на этот вопрос, вы можете промолчать.

Фрау Онхаузен пожала плечами и от ее полной самоуверенной особы распространилась новая волна духов.

– Что ж тут неудобного? – сказала она. Меня это совершенно не беспокоит. Я делаю то, что я делаю. Я посмотрела на этого парня, и он поправился мне. Могу сказать что гер Рупп красивый мужчина, и он всегда приносил нам мясо, когда еще служил у мясника. Когда мы познакомились поближе, мы решили пожениться. Мы очень хорошо подходили друг к другу и мне нужен мужчина в доме. Рупп как раз годился бы для этого дела.

– А знал Рупп о том, что вы собираетесь выйти за него замуж? – спросил Дросте.

– Простите? – переспросила удивленная свидетельница.

– Знал ли Рупп, что вы хотите стать его женой, и был ли он согласен жениться