– За этого одного ты мне еще спасибо сказать должен, – проворчал московский гость. – Пригрелась гадюка за пазухой.

– История темная, – помрачнел Черницкий. – Разобраться бы, что за человек этот Балцетис, или, как ты его назвал – Смагин. С кем это он ночью на развалины ходил, почему его Зуб на заметку взял.

– Вот и пройдись по злачным местам, – посоветовал Сидорчук. – По хатам, где вся эта сволочь теперь залегла. Может, попадет какая рыбка в сети. Только если возьмешь кого, меня сразу в известность ставь. Мне сейчас все интересно. Каждая мелочь в копилку, как говорится.

Егоров, который тенью брел за ними, подвинулся ближе и с невозмутимым видом поинтересовался:

– Так я пойду машину выгоню, Егор Тимофеевич?

Сидорчук согласно мотнул головой и приказал:

– Василия забирай!.. Прямо сейчас поедем. Вот товарищ Черницкий нам подмогу даст, и отправимся.

Через несколько минут из ворот ГПУ уже выезжали озабоченный Сидорчук, непроницаемый Егоров и неунывающий Чуднов в компании двух сотрудников местного ГПУ. Одного из них звали Матвеем, а второго Николаем. Автомобиль весело покатил к монастырю. Егор Тимофеевич сумрачно посматривал по сторонам, с неудовольствием отмечая любопытствующие взгляды немногочисленных прохожих.

«Вот дьяволы! – думал он. – Ведь тут и вправду крутятся те, кто знает про бриллианты. Зуб, бандит этот, коротышка, который ночью драпу от нас дал. Может, сейчас из-за занавески на нас любуется. В подвале чего-то искать собирались. Неужели там бриллианты? Вряд ли. Не знали они ничего толком. Ощупью все творили. Опять же Смагину про бриллианты не должно быть известно. Засекречено все было строго. Один я знал, да Яков, земля ему пухом. Значит, от кого-то услыхал. В Пензе, может быть?.. Вот и получается, что все опять возвращается к моему дорогому товарищу, которому партия такое доверие оказала. Да, к Постнову, значит. Всего я ожидал, но того, что на камешки драгоценные он польстится… Да что гадать! Смотреть надо, следы искать. Вот еще беда, жандарма нашего зацепило! Не лежала у меня к нему душа, а теперь вроде не хватает чего-то. И правда, он как лиса был. Нюх природный, что там говорить. Да вот не повезло, значит. Только что я его хороню?! – рассердился Сидорчук сам на себя. – Ищейки, они живучие. Оклемается!»

Егор Тимофеевич не совсем понимал, для чего он опять едет на развалины монастыря, что хочет там найти. Он допускал, что Балцетис-Смагин с коротышкой не просто так собирались рыться в подвале. Возможно, они и в самом деле вышли на след сундучка с бриллиантами. Вероятно, неспроста за ними по пятам следовали бандиты Зуба. Ради чего-то серьезного из леса приходил на развалины человек, который показался Сидорчуку настолько знакомым, что аж страшно стало. В цельную картину, однако, все это не складывалось. Наверное, еще и поэтому командиру группы хотелось увидеть все своими глазами.

Когда на повороте дороги из-за кустов проступили очертания старой каменной стены, Сидорчук оставил мудрствования и сосредоточил внимание на окрестностях. Ему очень уж не хотелось еще раз попасть в непредвиденную западню и выслушивать сдержанные упреки Черницкого.

– Заметите что подозрительное – стреляйте сразу! – приказал он, оборачиваясь к чекистам. – Не насмерть, значит, а чтобы пугнуть.

– Давно уже стращаем, а толку нету, – недовольно заметил Чуднов. – Я бы пристрелил парочку. Так, для примеру.

– Я те пристрелю! – Егор показал ему кулак. – И так уже!.. Ганичкина кто-то из наших ведь приложил. Вполне возможно, что и ты это был, значит.

– Может, и я, – подумав, сказал Чуднов. – А кто же знал, что он с этими окажется? Ты сам-то, Егор Тимофеевич, имел их в виду?

– Да откуда! – махнул рукой Сидорчук. – Кабы имел, глупость такую не заварил бы. Я и про предателя этого ни сном, ни духом не ведал.

«Конечно, я приказ получил, но всему есть границы, – подумал командир группы. – Замену просить буду. Не по зубам мне этот орешек. У меня направление – врагов революции бить, а не следы вынюхивать. Это Ганичкин был мастер на такие дела, и тот теперь из строя вышел. Нет, пускай специалиста присылают, а мне… Опять же Постнов, – спохватился он. – Кто его лучше меня знает? Если вдруг такое случилось, что встал он на кривую дорожку, пожалуй, только я и смогу ему всю правду выложить. Нет, конечно, скажут и другие, но выслушает он одного меня. Получается, нельзя мне это дело бросать. Опять же Смагин… Из Саратова сюда махнул, надо же! Не сразу ведь прознал, а уже когда тут все вверх дном пошло. От кого же он в Саратове про бриллианты услышал? От Постнова? От Якова? Но каким образом? Нет, голова кругом идет!.. Неужто в Москве думали, будто я приеду, и мне все тут как по щучьему велению выставят?»

– Где встать, Егор Тимофеевич? – спросил, притормаживая, Егоров. – Или прямо в ворота?

– Колеса дырявить? Тормози тут! – распорядился Сидорчук. – Чуднов – со мной, а вы здесь наблюдайте. Каждого подозрительного останавливать и мне пред ясные очи! Все понятно? Пошли, Василий!

Размеренным шагом они вдвоем направились к воротам. Ничто не предвещало беды. О ночном побоище напоминали только свежие щербины от пуль на кирпичной стене. По прихоти судьбы обитель, которая предназначалась для мирных трудов и молитв, сделалась вдруг ареной кровавых схваток и оставалась ею до сих пор.

Сидорчук всегда чувствовал себя неуютно, попадая в церковь или общаясь со служителями культа. В этом монастыре ему было и того хуже. Здесь таилась какая-то особенная черная сила, которая будто давила на мозг и заставляла сердце биться в два раза чаще. Между тем вокруг мирно светило солнце, горели золотым блеском головки одуванчиков, трепетали молодые листья на деревьях, щебетали в кустах птицы. Но что-то будто отпугивало от этого места людей, по крайней мере обычных, не злодеев, ищеек и прочих авантюристов. Монастырь в светлое время суток выглядел совершенно заброшенным и безлюдным.

Именно об этом подумал Сидорчук, заходя под арку ворот монастыря, но тут же увидел мальчишку, сидящего в десяти шагах от него на куче щебня. На вид лет двенадцать, не больше. Он был бос и плохо одет. Рубаха и штаны, перепоясанные веревочкой, представляли собой живописный набор прорех и непонятно как держались на его тщедушном загорелом теле. Огромная фуражка с оторванным козырьком сползала мальчишке на нос. Он то и дело сдвигал ее на затылок, чтобы она не закрывала обзор.

В руках мальчишка держал обструганную палку, которая, видимо, должна была изображать трехлинейную винтовку. Он целился из нее в разные стороны, прищуривал хитрый глаз и щелкал языком, производя звуки, отдаленно напоминающие выстрелы.

Сидорчук окликнул его, предполагая, что мальчишка испугается и ударится в бега. Но тот повел себя совершенно иначе. Он спустился с кучи камней и степенно направился к чекистам, положив свое ружье на плечо. Оборванец подошел совсем близко, задрал голову и принялся внимательно рассматривать Сидорчука с Василием. Фуражку при этом ему пришлось удерживать рукой, иначе она непременно оказалась бы на земле.

– Как тебя зовут, парень? – спросил Сидорчук.