– Дела ваши, Белов, таковы. Само появление военнослужащего иной державы на территории Рейха, особенно учитывая ситуацию на советско-польской границе, есть чрезвычайное происшествие. Но проникнуть в Рейх можно по-разному. Если бы вы заблудились и случайно перешли границу, доказывать факт преступного умысла пришлось бы следствию, и, скорее всего, вас бы просто интернировали. Сообщили бы советскому посольству, а дальше делом бы занялось Министерство иностранных дел. Но ваш случай совсем иной. Налицо обоснованное подозрение в вашей принадлежности к специальным службам иностранной державы. Какой именно – следствию еще предстоит установить.

Замполитрука вспомнил читанный в газете перл: «Японо-чешский шпион». Посмеяться бы, так совсем не смешно.

– Так за что меня будут судить?

Следователь взглянул удивленно.

– Вопросы в этом кабинете задаю я. Но если вы, подследственный, столь непонятливы, отвечу. За шпионаж, Белов! А это – вплоть до смертной казни, если интересно. Я же передаю дело новому следователю, которого назначат соответствующие инстанции.

Наклонился вперед и внезапно подмигнул:

– Раскаяние вам не поможет. А вот сотрудничество со следствием и помощь ему – возможно. Полное сотрудничество, Белов, без лишних вопросов! Ясно? Иначе вас отвезут в тюрьму Плётцензее и отрубят голову. Чик!..

* * *

Страх – как липкое одеяло, пытаешься сбросить – пристает к телу, с кожей надо отдирать. Но Александр Белов все же попытался. Сев на нары, уткнулся затылком в холодную стену. На этот раз не «на пушку» берут, все слишком реально. И не такие бобры кололись! Как ни старался язык придерживать, а все равно наболтал. Но и молчать не станешь – в красноармейской-то шинели на чужом пограничном посту!

Страх никуда не делся, но думать Белов наконец-то смог и попытался понять, отчего следователь цвет поменял. В прошлый раз работал словно арифмометр, а теперь его хоть к Станиславскому. «Передаю дело новому следователю» – не в этом ли все дело? Ночной гость уверен, что в «Колумбии» только пересадка. Вывезут – и начнут разделывать… Здешний следователь просто готовит пациента, чтобы не слишком трепыхался. Анкетные данные, характеристика личности – и лошадиная доза страха.

За окном – привычный самолетный гул. Замполитрука встал, с силой провел ладонью по ноющему затылку. Чик! А перед этим вытрясут до донышка да еще заставят сотворить какую-нибудь мерзость. Скажем, предложат выбор: или пресс-конференция перед иностранными журналистами – или гильотина в Плётцензее. А на основе того, что он наболтает – да хоть про ИФЛИ! – можно статью для их «беобахтера» написать, причем не одну. Откровения красного комиссара…

Если, конечно, он им это позволит.

Александр Белов посмотрел в недоступное весеннее небо. Где-то там, в невероятной дали, бело-голубая звезда Регул, Сердце Льва. «Вам на Родине, как я понимаю, пришлось несладко, но вы же ее не предали, иначе бы здесь не сидели! Значит, вы поступаете правильно, поэтому и жалеть не о чем».

Он вдруг понял, что ни о чем не жалеет.

* * *

– Получите!

Шнурки из бумажного пакета. Александр Белов, не думая, положил их в карман. Значит, действительно увозят. Только что покинутая камера внезапно показалась уютной и безопасной. Может, еще придется пожалеть о «Колумбии».

– Пошел!

Двое в штатском в одинаковых пальто и шляпах зашли в его камеру незадолго до отбоя. Один извлек из кармана фотокарточку, всмотрелся и удовлетворенно кивнул:

– На выход с вещами!

Перед тем как сделать первый шаг по железным ступеням, замполитрука оглянулся. Тюремный коридор секции Б-4 скучен и пуст, надзиратель в стеклянной будке читает газету. Завтра о нем, Номере 412, никто здесь и не вспомнит.

Ступени…

Наручники надели сразу, как только он вышел из канцелярии. Двор встретил холодом, внезапным и колючим. Белов попытался застегнуть пиджак, но тот, кто шел слева, оказался бдителен.

– Руками не дергай. Сожмет так, что кости треснут.

Подумал и добавил:

– Пальтишко мы тебе подобрали.

Александр спорить не стал. Почему-то вспомнились «деревянные бушлаты». В Гражданскую революционные матросы щедро выписывали этот род одежды всяческой «контре».

– Сюда!

И тут он впервые за весь день удивился. Не грузовик, не тюремный автобус – легковой автомобиль, большой и очень красивый. Шофер оказался на месте, один из сопровождающих сел на переднее сиденье, второй открыл заднюю дверцу.

Обернулся, окинул взглядом.

– Ты, Белов, главное, не дури. Если что, вырублю сразу. Давай сюда руки!

И снял наручники.

А дальше пришлось удивляться почти не переставая. Авто, покружив по городу, остановилось возле большого пятиэтажного дома. Снова ступени, но не из тюремного железа, а самые обычные подъездные. Третий этаж… Из открытой двери пахнуло теплом и запахом кофе.

– Заходи, заходи!..

А еще через час (под душем пришлось стоять долго, вымывая хлорку) замполитрука уже примеривал у зеркала черный «с искрой» костюм. Рубашка, запонки, галстук – все новое и на вид очень дорогое. Добила его стопка носовых платков.

– Теперь и на человека похож, – с некоторым сомнением рассудил один из одинаковых. Второй взглянул чуть брезгливо, но спорить не стал.

Его взяли за плечо, повернули.

– В общем, так, Белов. Через час мы тихо-мирно сядем в машину и отправимся на вокзал. Там грузимся в поезд. Дернешься, сделаю тебе укол и спрячу в багажное отделение, поэтому веди себя пристойно. И никому не слова, разговаривать будем мы. Если все понял, кивни.

Выбора не было. Кивнул. Сопровождающие переглянулись.

– Покормим? – предложил один.

– Обойдется, – рассудил второй. – После тюремных харчей его сразу в сон потянет, а до поезда еще полтора часа. Лучше кофе заварю.

* * *

Кофе, очень крепкий и без сахара, пили в одной из комнат, где нашелся радиоприемник. Сначала передавали бодрую музыку, затем прозвучали позывные, и диктор принялся излагать новости. Министр просвещения и пропаганды Рудольф Гесс открыл выставку народного творчества в Дрездене, пресса всего мира обсуждает и комментирует визит Юзефа Бека в Берлин, в Италии новым главой правительства стал князь Алессандро Руффо ди Скалетта, СССР и Польша обменялись угрожающими нотами…

– Как думаешь, будут воевать? – лениво поинтересовался любитель кофе.

– Как фюрер решит, – рассудил второй. – Поляки хотят, чтобы мы им помогали, а русские – наоборот. Это и называется «гегемония в Европе». Правда, комиссар?

И дружно рассмеялись.

7

Соль поглядела на дома под черепичными крышами. Солнце уже зашло, над дорогой – сизый сумрак. Редкие машины весело светят желтыми фарами.