Август Домициан сам пришлет за тобой.

— Тогда — с начальником гвардии.

— Его нет на Палатине.

— Тогда — с императрицей Домицией.

Септимий промолчал. Отступил назад и сделал движение, точно желая захлопнуть дверь. Максим схватил его за руку.

— Подожди! Слушай. Я говорил. Участь Домициана решена. Нужно встретиться с Домицией. От этого зависит главное. Сразу придет Траян? Или прежде будет Нерва?

Центурион разом утратил бесстрастность.

— Нерва?! Этот… паралитик?!

— Хочешь ему служить? Хороший император. Слаб, немощен. Походы не возглавит, армию не наградит. Решать за него станут сенаторы…

Центурион схватил Максима за ворот туники и выбросил в коридор.

— Идем!

— Куда?

— К Августе[30] Домиции!

…Максим не ведал, какими обещаниями или угрозами Септимий заставил служанок потревожить покой Августы. Знал одно: не прошло и четверти часа с того мгновения, как рабыня исчезла в дверях опочивальни, а его уже провели к императрице.

Овальную комнату озаряли десятки светильников, вставленных в хрустальные канделябры. Отблески пламени играли на стенах, украшенных серебром и перламутром. Поблескивали золоченые капители колонн.

Императрица стояла, опираясь рукой на маленький круглый столик. Веки ее чуть припухли и глаза покраснели, как у внезапно разбуженного человека. Покрывало, расшитое мелким жемчугом, сползло с головы, густые пряди волос рассыпались в беспорядке.

Высокая, полная, с массивными чертами лица, она не была хороша, но, бесспорно, могла нравиться, даже опьянять. От нее исходило ощущение удивительной, завораживающей силы.

Домиция смотрела внимательно, пристально, пронзительно. Узнав Максима, чуть улыбнулась.

— Прорицатель! — сказала она глубоким, многострунным голосом. — Отчего ты не пришел раньше? Я ждала. Думала, поспешишь.

— Поспешу?.. — переспросил Максим.

— Да, поспешишь назвать роковой день, когда моему царственному супругу будет грозить смертельная опасность. Ты понимаешь? Я должна знать загодя, чтобы предотвратить покушение.

Никогда прежде не видел Максим таких беспощадных глаз. Сразу стало ясно: Домициан обречен. До сих пор, вероятно, его спасало то, что Домиция не желала расставаться с титулом Августы, покидать Палатин. Но теперь готовилась принести эту жертву.

Максим сразу сообразил, какой опасный разговор предстоит. Не мог даже решить, чью игру взять за образец: Вячеслава Тихонова в «Семнадцати мгновениях весны», Олега Даля в «Операции Омега» или Донатаса Баниониса в «Мертвом сезоне»? После долгих колебаний выбрал: Юрия Соломина в «Адъютанте Его Превосходительства».

Да, именно так. Невероятная выдержка в сочетании с безграничной отвагой. И при этом — безупречные манеры.

— Ты уверен, цезарю грозит опасность? — настаивала Домиция.

«Уверен — с первого часа, как увидел тебя, Августа».

— Да.

— Когда же свершится предначертанное?

— Когда?

Максим не сомневался: Августа убеждена, что заговор существует. Хочет знать планы заговорщиков. Уверять, что никакого заговора нет, бессмысленно. Не поверит.

— Скоро.

— Это ужасно, — сказала Домиция. — Неужели ничего нельзя изменить?

— Ничего, — успокоил ее Максим.

Домиция села на кушетку.

— Бедный цезарь! Каким великим правителем он… был.

— Да, — согласился Максим, вспоминая поговорку: о покойниках ничего, кроме хорошего. — Прозорливым…

— Прозорливейшим, — подхватила Домиция. — Чувствовал, что его убьют. Казнил по одному подозрению.

— Мудрым, — подсказал Максим мягким и вежливым тоном Адъютанта Его Превосходительства.

— Мудрейшим. Философов изгнал: ни в чьих поучениях не нуждался.

— Справедливым.

— Справедливейшим. Ни цвет юности, ни седины осужденных не могли смягчить приговора.

— О нравах заботился.

— Еще как! — поддержала Домиция. — Иной бы гневом своим обрушился на всякую мелочь, на сводников, содержателей лупанаров. А он покарал весталку.

— Полководцем был.

— Великим! Не забывал справить триумф после каждого поражения.

— Актеров оберегал.

— От зрителей, — глаза Домиции сверкнули. — И зрителей — от актеров.

Максим поежился. Верно, Домициану пришлось немало потрудиться, чтобы удостоиться подобной ненависти.

— Какая утрата для Рима, — вздохнула императрица. И сразу перешла к делу: — Кто же осмелится? Кто-нибудь несправедливо обиженный? Согласится погибнуть лишь бы отомстить?

Максим прекрасно понял намек. Домиция полагала: убитый горем Марцелл не побоится поднять кинжал на цезаря.

— За обиженным следят. Не удастся.

Августа чуть сдвинула брови. Сказала как бы про себя:

— Правильно.

Указала Максиму на табурет. Актер послушно сел. Императрица решительно проговорила:

— Ты прав, Марцеллу приблизиться к цезарю не дадут. А действовать нужно быстро. Чем больше пройдет времени, тем скорее кто-нибудь проговорится.

Максим не мог объяснить, что проговариваться некому. Заговорщиков пока только двое — он и Домиция. Но для Августы он — связующее звено между ней и мятежными сенаторами. Пусть так. Отступать поздно. «Да и не женщине же подготовлять убийство, хотя бы и Августе!»

— Когда? — спросил Максим с непреклонной решимостью Адъютанта.

— Завтра.

— Э-э… — Максим не был уверен, что проживет так долго. — Утром цезарь призовет меня…

Домиция понимающе улыбнулась:

— Утром он отправится в сенат. Потом — обед, потом — термы. И лишь затем наступит твоя очередь. Если наступит…

— Значит, завтра?

— Днем, — уточнила Августа. — Вечером император передаст начальнику гвардии списки неугодных. Там может стоять и мое имя. Все должно кончиться раньше.

Максим понял. Домициан замыслил расправиться с женой. Она догадалась об этом и желала опередить супруга. Прорицатель-заговорщик явился весьма кстати.

— Кто вправе подойти к императору?

Она ответила неопределенным жестом:

— Многие.

— Наедине?

— Император не бывает один.

— Когда меньше слуг?

Она подумала:

— В термах… В спальне…

— Крикнет стражу.

Тонкие губы Домиции изогнулись в улыбке.

— У меня есть друзья среди преторианских начальников. Часовые… ничего не услышат.

Максим усомнился:

— Касперий Элиан предан императору.

— Его не окажется рядом. Или… тоже умрет.

— Нет, — быстро сказал Максим. — Не нужно.

«Довольно крови!»

— Элиана любят в гвардии?

— Пожалуй, — согласилась императрица.

— Не нужно озлоблять солдат — взбунтуются.

Домиция задержала на нем взгляд, улыбнулась:

— Сенатор Марцелл нашел прекрасного советчика.

Максим поклонился. Адъютант Его Превосходительства был скромен.

— В спальне, — решила Августа. — Легче запереть двери. Только… как зазвать днем?

— Просто. Пусть подойдет слуга. Скажет — хочет предупредить о заговоре. Наедине.

Домиция вновь подарила его долгим взглядом. У Максима внезапно стало мерзко на душе. Как-никак, затевал убийство. «Дело не в жалости. Домициан казнил, не задумываясь. Заслужил эту участь». И все же требовалось переломить в себе что-то.

Он вырос в благополучные времена. Не случалось противостоять злу с оружием в руках. Потом времена изменились. Но внутренний запрет остался прежним.

Что ж, теперь он попал в мир, где ни один мужчина не замедлит обнажить меч, защищая себя, семью, страну.

— Допустим, с императором свершилась беда, — предположила Домиция. — Сенаторы потребуют казни виновных.

— Сомневаюсь, — Максим прекрасно помнил, что Домициана никто не оплакивал. Напротив: сенаторы долго ликовали. — Сенаторы поспешат выбрать нового императора.

— И он покарает убийц.

«Нерва? Не думаю. Как и Марцелл — одобрит свершившееся».

— Новый император будет обязан убийцам властью. И жизнью. Над ним тоже… занесен меч.

Императрица привстала от удивления: «Однако, Марцелл проворен. Успел решить, кто наденет венец».