Габриэль заказала крепкий мясной бульон и хлеб, рассудив, что человеку, умирающему от голода, необходим именно такой обед. Гастон очень стеснялся, ему не хотелось показывать Габриэль свою слабость, но голод поборол стыд, и он жадно набросился на еду. Габриэль могла бы заказать еще одну порцию для него, но она знала, что слишком обильная еда может нанести вред изголодавшемуся Гастону.

— А теперь вы поедете ко мне домой! — заявила она ему. Поначалу Габриэль хотела отвезти Гастона в особняк на улице Клемон. Но затем рассудила, что тем самым причинит множество забот Элен, которая, конечно, возьмет уход за больным на себя, не доверяя это важное дело экономке. — Я позабочусь о том, чтобы вы быстро поправились и окрепли. А сильному здоровому человеку будет уже не так сложно найти подходящую работу.

Гастон попытался незаметно смахнуть невольные слезы, набежавшие на глаза.

— Вы спасли мне жизнь, мадам.

Габриэль велела кучеру помочь Гастону сесть в карету. Укрывшись пледом и согревшись, сержант моментально уснул.

Гастон быстро восстановил свои силы, чему в немалой степени способствовали хорошая пища, тепло, изолированная комната, предоставленная ему хозяевами в том крыле дома, где жила прислуга, а также изрядное количество доброго вина. Одним словом, вскоре Гастон стал подумывать о том, где бы найти подходящую работу. Все это время он не сидел сложа руки, стараясь помочь по хозяйству. Он колол дрова, подметал пол и находил себе множество других занятий. Габриэль поговорила с Эмилем о бывшем сержанте. Муж согласился с ней в том, что Гастону необходимо подыскать хорошее место. Эмиль оценил трудолюбие и сноровку сержанта и был не прочь нанять того на ферму, однако ему не понравились планы жены, решившей предложить Гастону место кучера.

— Я считаю приобретение новой коляски непозволительной роскошью, поэтому нет никакой необходимости заводить себе кучера. Для Гастона найдется работа на шелководческой ферме, в крайнем случае ты можешь устроить его кладовщиком на свой склад.

Габриэль хорошо понимала, почему муж не считает нужным покупать новую коляску; он надеялся на то, что ей в будущем не понадобится так часто ездить в Лион. По прошествии двух или трех недель после оглашения завещания Эмиль начал оказывать давление на жену, настаивая на том, чтобы она переложила основной груз своих обязанностей по руководству фирмой на Анри. Его главным доводом было то, что новый порядок ведения отчетности исключает возможность махинаций со стороны брата Габриэль, о мошенничестве которого она рассказала мужу. Анри, в свою очередь, продолжал заискивать перед сестрой, постоянно предлагая свои услуги и пытаясь расширить круг своих обязанностей, хотя его терпение уже истощилось.

— Что касается коляски, — твердо сказал Габриэль, — то ее покупка — дело решенное. Я уже посмотрела одну подходящую мне по всем статьям в каретной мастерской на площади Селестен. А вот с покупкой лошадей дело обстоит не так просто, я с благодарностью выслушаю твой совет по этому поводу.

Габриэль хотела нанять кучером именно Гастона еще и потому, что полностью полагалась на него. Она не собиралась раньше времени посвящать Эмиля в свои планы, но предвидела, что в скором будущем ей придется работать допоздна в конторе фирмы, стараясь выкроить хоть денек на неделе для того, чтобы приехать домой и побыть с мужем. В таком случае ей предстоят ночные поездки из Лиона в загородную усадьбу, сопряженные с опасностью разбойного нападения — на дорогах в эти трудные времена было неспокойно. Такой человек, как Гастон, казался ей в подобных обстоятельствах просто незаменимым. Во время путешествия в Булонь они с Элен останавливались на ночь на постоялых дворах, находясь в пути только в светлое время суток. Но и тогда их сопровождали два кучера Эмиля. Теперь же Габриэль хотела иметь в качестве слуги своего надежного человека.

— Неужели ты больше не желаешь считаться со мной? — с горечью спросил Эмиль.

— Ты знаешь, что это не так, — возразила она. — Я затеяла все это с одной-единственной целью — чтобы почаще наведываться домой, к тебе.

Ее слова не произвели на него никакого впечатления, он вновь замкнулся и помрачнел. Габриэль знала, что он чувствовал себя сейчас глубоко уязвленным. И все же, когда жена отправилась покупать новых лошадей, Эмиль взялся сопровождать ее и выбрал самых лучших. Гастону сшили новую одежду — большой темно-синий плащ с капюшоном на холодное время года. А на весну и лето ему приготовили более легкий костюм, состоявший из жилета в черно-белую полоску и синего сюртука с начищенными до блеска медными пуговицами. Хотя большинство городских кучеров предпочитали носить старинные треуголки или новомодные цилиндры, Гастон завел себе черную шляпу с широкими полями, которые были загнуты спереди и пристегнуты к тулье военной кокардой того полка, в котором он служил. Гастон считал, что подобная мера предосторожности никогда не помешает — пусть разбойники с большой дороги видят, что они имеют дело с бывшим солдатом. Кроме того, эта шляпа придавала ему лихой вид и позволяла с легкостью завоевывать женские сердца.

Сразу, как только Дом Рошей перешел в руки Габриэль, она решила непременно выбрать время и съездить к своим ткачам. Семьи многих из них она знала с детства. Но были среди ткачей и такие, которые за долгое время работы на Доминика, накопили в душе множество обид на семейство Рошей и поэтому испытывали к Габриэль враждебные чувства. С этими людьми Габриэль постаралась наладить отношения.

По ее мнению, в течение последних лет работавшие на Дом Рошей ткацкие станки выпускали слишком традиционную продукцию. Это был шелк высокого качества с обычным рисунком — такие ткани продавали в розницу в магазинах Парижа и других крупных городов по всей Франции, их закупали оптом портные и обойщики для своих мастерских. Габриэль вовсе не намеревалась снимать этот ходовой товар с производства, но вместе со своим молодым художником она не теряла надежды привлечь к своему шелку внимание «Мобилье Империаль». Это был основанный в Париже комитет, пользующийся большим авторитетом среди шелкопромышленников и обладающий широкими возможностями. Через него шли заказы на самые изысканные ткани для обивки стен, мебели, на драпировки и портьеры, на покрывала для кресел и диванов, а также для каминных экранов и пуфиков, — все это было необходимо для убранства восстанавливаемых во Франции знаменитых дворцов. «Мобилье Империаль» стал по существу преемником «Гард-Мёбль», созданного еще в середине семнадцатого века Людовиком ХIV комитета, благодаря заботам которого были с должным великолепием обставлены королевские дворцы и резиденции. Габриэль не сомневалась, что чудесные эскизы Марселя привлекут к себе внимание «Мобилье Империаль», и она заранее подобрала образцы тканей, изготовленных по этим эскизам. Было решено, что в Париж их доставит Анри.

Именно Анри принес Габриэль новость, которую она, не отдавая себе в этом отчета, с нетерпением ждала. Брат и сестра просматривали готовые образцы тканей, когда Анри неожиданно сказал:

— Дево снова вернулся в Лион. Я слышал, на этот раз он собирается навсегда поселиться здесь. Сейчас он набирает ткачей для работы в своей мастерской и, по всей видимости, в недалеком будущем вновь откроет свое производство.