Она отодвигает листики мяты, пьет воду от растаявших льдинок.

– А ты… в твоей жизни кто-то есть?

– Ничего нового, нет. Никаких привязанностей.

– А паркет?

– Кризис.

– Это очень мучило Максима. Он все ломал голову, как бы тебе помочь, тайно, чтобы ты вернулся к писательству.

Я сглатываю несуществующую слюну. Пытаюсь иронизировать:

– А теперь больше не мучит?

Она ставит стакан на стол, смотрит на меня серьезными глазами.

– Приходи ко мне через пять минут. Номер 313.

Потом складывает бумаги, сует их в сумку вместе с компьютером и планшетом, встает и через десять секунд исчезает. Я сижу, застыв на краешке кресла. Я ошеломлен. Я не могу поверить. Я почти шокирован. Ее желание сильнее слов или слова эти слишком трудно произнести? Максим умер. Как герой романа, на который он меня вдохновил. Я не нахожу другого объяснения. Но ведь она только что говорила о нем в настоящем времени. Это ради него я здесь. Флэшбэк памяти?

Я опустошен. И свободен. И задыхаюсь от счастья. Жалкая моя литература послужила хотя бы этому – предсказать будущее. Моя новая встреча с Полиной случилась благодаря уходу нашего друга. Благодаря пустоте, которую он оставил после себя.

Я встаю, иду к выходу, навстречу мне бармен несет два коктейля.

– Желаете, чтобы я принес их в номер, мсье?

Я качаю головой, бросаю на поднос банкноту. Если вдруг я неверно истолковал предложение Полины, незачем добавлять потеху к конфузу.

Я направляюсь к лифтам, ступая по облакам. По облакам в ясном небе, по грозовым тучам: ландшафт меняется с каждым шагом. Поднявшись на третий этаж, преодолеваю сто метров коридора в том же состоянии. Тихонько стучусь в триста тринадцатый. Пробка от шампанского держит дверь чуть приоткрытой. Я закрываю ее за собой и медленно иду в приглушенном шторами свете, избавившись от всех сомнений, терзаний и страхов. Я не ошибся.

По крайней мере, в этом.

* * *

Наконец-то мы вдвоем. Наконец-то наши тела в настоящей кровати. Наконец-то любовь, и все так просто, так очевидно, нежность, и наслаждение, и страсть, слишком долго таившиеся в глубине, взрываются в наших объятиях, без свидетелей, без преград, без слов. Она сияет. Она моя. Она отдается – как сдается. Мне хочется, чтобы время остановилось и все, что не мы, исчезло.

Но она уже на ногах, впрыгивает в трусики, говорит мне, что я имею право принять душ, а она хочет сохранить мой запах.

– Куда мы?

– Недалеко. Я всегда любила только вас, Куинси.

И снова двусмысленность, колебание между «вы» величальным и множественным. Она запихивает меня в такси перед отелем, дает шоферу адрес в Буживале.

– Это тебя ни к чему не обязывает. Но ты должен узнать.

Лаконичная и непонятная фраза, но я не задаю вопросов. Я уже все понял – между слов, между наших сплетенных тел; я нашел имя ее порыву, ее молчанию, ее уклончивости. Максим.

Он не умер, но с ним неладно. Это всегда будет смыслом, ставкой, дилеммой нашей истории. Каждый раз, когда я думаю, что покончил с ним, он снова встает между нами.

– Это он хотел меня видеть?

Она не отвечает. Такси выезжает на улицу Риволи, пересекает площадь Согласия. Я читаю сообщения, мейлы. Мое лицо мрачнеет с каждым прочитанным посланием. Она спрашивает, что стряслось. Я все ей рассказываю.

– Можно?

Она берет мой смартфон, соединяет его со своим, открывает приложения, вводит коды.

Пять минут манипуляций – и выдает мне свой вердикт: почтовые ящики и счета «Версальского паркета» были взломаны JMB, чтобы перехватить нашу клиентуру, исказить баланс и устранить конкуренцию.

– Обычное дело, – успокаивает она меня. – Судебный ликвидатор работает на них, и ваш бухгалтер в доле. Таким образом JMB купит вас за символическую цену в один евро, после того как фирма будет объявлена банкротом. Хочешь, я контратакую?

Я опускаю голову на ее плечо. Мне хочется одного – послать все к чертям, жить с ней, возродить мечты.

– Проще всего подключиться к Стартраку. Это защищенный внутренний сервер Министерства финансов, куда поступают сведения, а также подозрения и доносы на частных лиц и предприятия. Достаточно декомпилировать программу, чтобы взломать коды, это детская игра. Я выхожу на их базу данных, вот так, и запускаю программу. Соединение пошло. Смотри. Теперь мне достаточно передать от их имени информацию о твоих друзьях из JMB. Они решат, что их засекли из Берси[41], и что тогда останется, чтобы избежать преследований? Это и называется «хакерской этикой».

– В эти штучки посвятил тебя Максим?

Она снова замыкается. Я не хочу на нее давить. Такси выезжает на Западную автостраду у ворот Сен-Клу. Она заканчивает свои операции, убирает смартфон и надолго замолкает, скрестив руки на груди.

* * *

То и дело притормаживая у дорожных блокираторов жилых зон, мы еле ползем к вершине холма, обезображенного чересчур высокими оградами и виллами нуворишей.

Машина останавливается перед самым скромным из владений. Пятиметровые стены, ощетинившиеся колючей проволокой, серые бронированные ворота. Ничего не видно, кроме видеокамер.

– Подождите нас здесь, пожалуйста, – говорит Полина шоферу, открывая дверцу. – Ты идешь?

Я нагоняю ее у ворот. Она нажимает кнопку переговорного устройства на столбе без всякой вывески. Над нашими головами загорается прожектор. Полина называет свое имя. В ответ – гудение, щелчок. Она толкает стальную створку.

Я иду за ней в запущенный парк – заросший одуванчиками гравий, увядшие розы, пожухлая желтая трава. Дом в форме ацтекской пирамиды с крышей-террасой; большие окна, за которыми ничего не разглядишь, забраны решетками. Дом окружен рвом с застоявшейся водой, через ров перекинут мостик.

– Как он сегодня? – спрашивает Полина у полной дамы в одеянии медсестры, вышедшей нам навстречу.

– Стабилен.

Она кивает мне, приглашая пройти за дом.

Я застываю посреди дорожки, посыпанной гравием. Это он, «Даймлер Дабл Сикс», стоит на тормозных колодках у бельевой веревки. Капот смят, машина без буферов и решетки радиатора. Максим сидит на заднем сиденье в халате и смотрит в окно, как будто видит за ним убегающий пейзаж.

Медсестра стучится в дверцу, открывает ее, говорит бодро и весело:

– К вам гости, мсье Макс. Посмотрите, какой сюрприз!

Свесив руки посреди бумаг, устилающих сиденья, столики, коврик, Максим поворачивает голову и шевелит губами. Он смотрит на авторучку, торчащую из кармана белого халата. Потом его взгляд перемещается на ноги Полины, скользит вниз, к моим ботинкам, медленно поднимается до моего лица. У него круглые щеки, здоровый румянец, три волоска на лысине и глаза, лишенные всякого выражения. Он улыбается.