Как только Анна Степановна ушла из дома, Леня прилег накровать и сам не заметил, как заснул. Ему приснилось, будто он пытается уехатьиз Улыбина, но на вокзале выглядывающая из маленького квадратного окошказавитая мелкими кудряшками кассирша раздраженно и начальственно объясняет ему,что поезда отсюда никуда не уходят, они только прибывают сюда и навсегда остаютсяна запасном пути, так что уехать из Улыбина никак невозможно… Леня пыталсяуговорить кассиршу, предлагал ей все деньги, которые у него были, но онаоставалась непреклонна и повторяла, что ему придется теперь жить здесь до концадней…

В ужасе от такой перспективы Маркиз наконец проснулся.

За окном было уже совсем темно, Анна Степановна с внучкойвернулись уже со своей работы и хлопотали по хозяйству, стараясь не шуметь,чтобы не разбудить и не побеспокоить уставшего гостя.

Он вышел к ним, и Анна Степановна пригласила его к чаю:

– Мы видим, вы отдыхаете, не хотели будить, а тосадитесь с нами, чайку попьем.

Анна Степановна налила Лене крепкий красно-золотой чай вбольшую чашку с нарисованным на ней геройским яркоалым петухом, пододвинулапоближе к нему вазочку с ароматным вишневым вареньем, приговаривая:

– Угощайтесь, вишня наша улыбинская знаменита, нигдетакой душистой, как у нас, нету!

Как многие простые люди, Анна Степановна не моглаопределиться с новым человеком и обращалась к Лене то на «ты», то на «вы»,колеблясь между покровительственным отношением к молодому еще человеку иуважительным, несколько подобострастным подходом к столичному гостю. Впрочем,Леню это нисколько не смущало. Он выставил на стол привезенную на всякий случайбольшую коробку хороших бельгийских шоколадных конфет, но Анна Степановна спровинциальной нарочитой демонстративной стеснительностью к этим конфетам непритрагивалась.

Люсенька, внучка хозяйки, была необыкновенно молчалива. Нагостя она почти не глядела, ее блекло-голубые глаза глядели по-прежнему сонно иневыразительно. Даже на прямые Ленины вопросы она отвечала неразборчиво иодносложно, и Лене показалось, что он чем-то неприятен девушке и уж во всякомслучае совершенно неинтересен.

Впрочем, и сам он смотрел на нее как на существо из другогомира, с другой планеты.

«Разные поколения, – думал он, – как жители разныхпланет. У нас нет никаких точек соприкосновения».

Хотя он и проспал несколько часов, но его опять клонило всон, и, напившись чаю, он извинился и снова лег спать. На этот раз ему ничегоне снилось, но посреди ночи вдруг он проснулся как от толчка. Рядом с ним вкомнате кто-то был. Привыкнув глазами к темноте, он различил возле кроватистройный женский силуэт.

– Тс-с! – прошелестел едва слышный взволнованныйшепот. – Бабушка проснется!

Горячее девичье тело скользнуло к нему под одеяло,прильнуло, обожгло нежными дурманящими прикосновениями.

– Что ты, девочка, ты с ума сошла! – шептал Леня,невольно отстраняясь. – Ты же совсем ребенок! Я же старый для тебя!

– Тс-с! – повторила девушка еле различимо. –Говорю тебе – тише! Ребенок… – Она беззвучно рассмеялась. – Знал быты, какие сейчас дети… Старый! Надо же… Это ты-то старый? – И, послебесстыдного нежного прикосновения, наполнившего Леню сладким огнем: – Ого! Этоты-то старый?

Леня уже не владел собой, ничего не мог поделать. Жаркаябеспамятная волна подхватила его, захлестнула, понесла в пьянящий темныйводоворот. Впрочем, когда он пытался щадить Люсю, невольно отстранялся, жалеяее неразвитое полудетское тело, она набрасывалась на него сама с жадной зрелойстрастью, брала инициативу в свои руки…

Он не знал, сколько времени прошло, когда девушка наконецотодвинулась от него и, приподнявшись на локте, прошептала:

– Я хороша? Я понравилась тебе?

– Конечно, девочка. – Он прикоснулся губами к еешелковистому плечу. – Но это не дело, это неправильно…

Девушка упала лицом на его плечо и беззвучно заплакала.

– Возьми меня отсюда, увези меня! – шептала онасквозь слезы. – Увези из этого проклятого Улыбина!

– Я не могу! – горячо прошептал в ответ Маркиз,гладя ее по вздрагивающей от беззвучных рыданий спине. – Я не могу!

– Увези меня отсюда, из этой дыры! Эта глушь, этатоска, постоянная темень, собачий лай…

– Я не могу, – повторил Леня.

– Забери меня отсюда! – Она захлебываласьслезами. – Ну пожалуйста, забери! Ты не представляешь, какая здесь жизнь!Эти мальчишки, грязные, вонючие, развратные, эта тоска… Забери меня!

– Я не могу! – безнадежно шептал Леня.

Тогда она резко отстранилась от него, выскочила из постели,отбежала на середину комнаты и прошептала горячим злым шепотом:

– А тогда иди ты… – И белый тонкий девичий силуэтрастворился в томительной предрассветной темноте, сопровождаемый шлепаньембосых ног по деревянному полу.

До рассвета Леня пролежал без сна. Чуть только услышав всоседней комнате негромкие деликатные шаги проснувшейся хозяйки, он поднялся,оделся и вышел к ней.

– Анна Степановна, поеду я. Раз никого из Ильиных здесьне осталось, то и мне делать нечего. Попробую Татьяну в Петербурге поискать.Конечно, фамилия распространенная, но, может, повезет…

– Что ж вы так торопитесь-то? Погостили бы у нас хотьпару деньков… —

Анна Степановна посмотрела на него и кивнула: – А и то, чтовам здесь делать? Тоска зеленая… Летом оно еще ничего, а зимой-то волкомзавоешь… Ну хоть п??завтракай с нами!

Леня согласился, и Анна Степановна загремела сковородками.

К завтраку вышла и Люся.

Маркиз старался не смотреть на нее, но девушка выгляделатакой же спокойной и невозмутимой, как накануне, блекло-голубые глаза смотреливокруг все с тем же сонным безразличием, так что Леня подумал даже, неприснилось ли ему ночное приключение…

Анна Степановна кормила его как на убой, подкладывалаяичницу, оладьи, жареную картошку, жирный домашний творог со сметаной, непринимая никаких возражений:

– Ешь, ешь, когда еще до дому доберешься, когда ещедомашнего-то покушаешь…

Видимо, ухаживая за ним, она воспринимала Леню как ребенка иснова перешла с ним на «ты».

Собравшись, Леня поблагодарил Анну Степановну и сунул ей вруку несколько купюр.

– Ты чего это? – возмутилась хозяйка.

– Это вам за беспокойство, Анна Степановна, запричиненные беспокойства и неудобства…

– Даже и не думай! – Женщина скомкала деньги изапихнула их в карман Лениной дубленки. – Ты же мне почти что родной…

Люся смотрела вслед Маркизу сонными блекло-голубыми глазами.

На вокзале из темного квадратного окошечка кассы выглянулазавитая мелкими кудряшками злобная полусонная кассирша, и Леня в минутном ужасеподумал, что оживает его сон и ему сообщат сейчас, что все поезда из Улыбинаотменены, но кассирша подавила зевок и без слов продала билет на ближайшийскорый поезд, останавливавшийся в Улыбине на три минуты.