– Очень хорошо, – заверила его Анна.

– Ну разве ты не чудо? – Глаза фермера остекленели, словно перед ним возникло видение. Он вытянул вперед массивную руку, как будто собираясь погладить девочку по голове. – Ты даешь всем нам надежду. Именно то, что нужно в эти унылые времена. Путеводная звезда, сияющая над этими полями. Над всем погруженным во тьму островом.

Анна, поеживаясь, стояла на одной ноге.

– Помолишься со мной? – спросил он.

– Ей надо переодеться в сухое, – напомнила Либ.

– Тогда скажи одну молитву за меня, когда будешь ложиться спать, – проговорил Джон вслед Анне, которую Либ поспешно повела в спальню.

– Обязательно, мистер Флинн, – бросила Анна через плечо.

– Благослови тебя Бог!

Без лампы в комнате было так тесно и сумрачно.

– Скоро стемнеет, – сказала Либ.

– Тот, кто пойдет за мной, не будет блуждать во тьме, – расстегивая манжеты, произнесла Анна.

– Можешь прямо сейчас надеть ночную рубашку.

– Хорошо, миссис Элизабет. Или, может быть, Элиза? – Из-за усталости улыбка девочки получилась кривой.

Либ сосредоточилась на крошечных пуговках Анны.

– Или вы Лиззи? Мне нравится Лиззи.

– Не Лиззи, – ответила Либ.

– Иззи? Ибби?

– Идли-дидли!

Анна зашлась в смехе:

– Тогда буду вас так и называть, миссис Идли-дидли.

– Не будешь, маленькая проказница, – сказала Либ.

Интересно, удивляются ли О’Доннеллы и их друг Флинн этому веселью, доносящемуся через стенку?

– Буду.

– Либ. – Слово выскочило само по себе, как кашель. – Меня называли Либ. – Она уже успела немного пожалеть о сказанном.

– Либ, – повторила Анна, удовлетворенно кивнув. – Привет, Либ.

Приятно было это слышать. Как в детстве, когда сестра еще смотрела на нее снизу вверх – в то время они думали, что всегда будут вместе. Но Либ заставила себя прервать поток воспоминаний.

– Ну а ты – у тебя есть уменьшительное имя?

Анна покачала головой.

– Ты могла быть Энни. Ханной, Нэнси, Нэн…

– Нэн, – задумчиво повторила девочка.

– Больше всего тебе нравится Нэн?

– Но это буду не я.

– Женщина может поменять имя или фамилию, – пожала плечами Либ. – Например, выйдя замуж.

– Вы были замужем, миссис Либ?

– Я вдова, – сдержанно кивнула она.

– Вы все время грустите?

Либ смутилась:

– Я знала своего мужа меньше года. – Наверное, это прозвучало сухо.

– Вы, должно быть, любили его, – промолвила Анна.

Либ не знала, как ответить. Она попыталась вызвать Райта в памяти, вместо лица – расплывшееся пятно.

– Подчас, когда приходит несчастье, не остается ничего другого, как начать все сызнова.

– Что начать?

– Все. Совершенно новую жизнь.

Девочка задумалась, но ничего не сказала.

Когда Китти внесла горящую лампу, они чуть не ослепли.

Позже пришла Розалин О’Доннелл с газетой «Айриш таймс», которую оставил Джон Флинн. Там была фотография Анны, снятая Рейли в понедельник, но сделанная в виде гравюры на дереве, с более резкими линиями и тенями. Либ была раздосадована, подумав, что дни и ночи ее пребывания в этой покосившейся лачуге превращаются в поучительную историю. Пока Анна не увидела, она припрятала сложенную газету.

– Там, внизу, есть большая заметка. – Мать дрожала от радости.

Пока Анна расчесывала волосы, Либ подошла к лампе и бегло просмотрела статью. Как она поняла, это был первый очерк Уильяма Берна – где он цитировал Петрония, – набросанный в среду утром, когда журналист не располагал еще никакой достоверной информацией. Либ не могла не согласиться с выражением «провинциальное невежество».

Второй абзац был для нее внове.

Это не новость, подумала Либ, всего лишь болтовня. Беспечный тон оставлял послевкусие.

Неужели это правда? Не доверяет она этому шутнику. У Берна хватает эрудиции, но иногда он пользуется ею ради потехи.

Либ захотелось выбросить газету в очаг. Неужели у этого малого совсем нет сердца? Анна – ребенок в беде, а не предмет для шуток в качестве летнего развлечения читателей газеты.

– Что там говорится обо мне, миссис Либ?

– Это не о тебе, Анна, – покачала она головой.

Чтобы отвлечься, Либ просмотрела заголовки, набранные жирным шрифтом, – события мирового масштаба. Всеобщие выборы, объединение Молдавии с Валахией, осада Веракруса, непрекращающееся извержение вулкана на Гавайях.

Никакого толку. Либ эти проблемы не волновали. Персональный уход за больным всегда суживал кругозор, а особенность данного случая усиливала эффект, сжимая ее мир до одной комнатушки.

Свернув газету в плотную трубку, Либ оставила ее на чайном подносе у двери. Потом вновь проверила каждую поверхность, но не потому, что рассчитывала найти тайник, из которого Анна таскает еду во время дежурства монахини, а чтобы чем-то себя занять.

Девочка сидела в ночной сорочке и вязала шерстяной чулок. Может у Анны все-таки быть какая-то невысказанная обида? – размышляла Либ.

– Пора ложиться спать.

Она взбила подушки, придавая им нужную форму, а потом сделала записи.