каждым глотком воздуха. Молодой волк, замерев от ужаса, смотрел на мать, но был не в силах помочь — людская магия въелась глубоко под кожу, отравила тело и очередное биение сердца приближало неизбежный конец. В тот момент впервые за свою тогда еще не долгую жизнь тамиру возжелал разделить бремя Старца — её личное бремя. Её воспоминания. Её свободу. Он не был готов отпускать её так рано и желал спрятать в своем сердце её душу, хотя быту часть, которую мог унести.

Но стоило сделать шаг к волчице, как незримые стальные когти впились в загривок, а ноги налились свинцом, приковав к месту.

Король никогда не позволит ему обрести свободу.

Кому угодно, но не ему.

Безвольно замерев на берегу, молодой волк наблюдал за тем, как жизнь покидала поджарое тело матери. Она приоткрыла голубые глаза и в них читалось лишь сочувствие. Он склонился, попытался напоследок коснуться хотя бы ее холодного носа, но стальные узы натянулись, оттягивая назад, к сердцу Чащи.

Где-то среди деревьев под легкой лапой хрустнула ветка и зашелестела высокая трава. Из леса выскользнула стремительная тень и вот уже чужие острые клыки сомкнулись на шее Старицы. Она тихо, но благодарно пискнула и с облегчением прикрыла отяжелевшие веки. Раздался короткий, едва слышный, вздох и жизнь покинула Старицу, а черный волк, один из тех отчаянных мечтателей, жалобно взвыл. Его лапы подкосились, тело сотрясла дрожь. Волчица уже не дышала, а ее новоиспеченный приемник еще долгое время выл в пустоту. Стоила ли свобода этой смерти?

Так уходили все Старцы, издавая последний вздох в клыках молодых волков. Но никогда прежде они не уходили так рано.

С того дня осиротевший волк никогда больше не приближался к Старцам, не провожал взглядом их удаляющиеся спины, не слушал историй из их уст. Он сохранил лишь те сказки, которые однажды поведала ему мать. И как когда-то она рассказывала их под сенью плакучей ивы, он рассказывал их маленькому Йору.

Эти сказки, как и отрывки воспоминаний, я впитала с его кровью.

Я думала, что теперь хорошо понимаю волков. О них слагали страшные, жуткие истории, представляя тамиру чудовищами и кровожадными хищниками. Вот только люди не знали или позволили себе забыть о том, что волки не убивали. По крайней мере собственными клыками.

Кровь для них была священна. Тамиру находили в ней определенную Силу: вкушая, они обретали возможность изменять облик, перенимать чужие черты. Но мало кто решался воспользоваться этим даром — даже мельчайшая капля крови порождала одностороннюю Связь, обнажала чужие страхи, эмоции и отголоски мыслей от которых невозможно закрыться. И во время охоты поймать зубами прыткого зайца было сродни самоубийству — чувствовать, как собственные клыки вонзаются в плоть, ощущать страх и предсмертные судороги несчастного зверя, вторить его последнему вздоху, а после, преодолевая жгучую боль в груди, открывать глаза и учиться жить заново.

На это была способна лишь одна капля чужой крови. Что уж говорить о той, что объединила нас с Эспером.

Я наивно полагала, что теперь хорошо понимаю и нашу Связь, осознаю её Силу и опасность, представляю ту боль, которую она способна причинить.

Но по-настоящему я поняла ее лишь в ту ночь, когда тамиру ушел.

❊ ❊ ❊

«Йору…»

Имя, сорвавшееся с уст Лукреции, назойливой мухой жужжало в голове Эспера. Едкий, насмешливый девичий голос непрестанно звенел в его ушах. И в груди, будто в раскаленном котле, кипели злость и ненависть, ядовитые пары которых я ощущала даже сквозь возведенную между нами стену.

Тамиру последовал за братом от самого парка. Скрываясь в тени городских улиц, он проводил его до дома Артура Моорэт, спрятался в переплетении ветвей старого дуба и не спускал взгляд с окон Ария, готовый растерзать любого чье существование станет угрозой для брата.

«Звериный Король уже близко, и он жаждет твой крови».

Холодная решимость наполняла Эспера: больше он не бросит брата одного перед оскаленными клыками тварей, охотящихся в сумерках, когда их шесть сливается с тьмой, не позволит причинить ему боль, не допустит, чтобы Король вновь дотянулся до его разума своими призрачными когтями. Тамиру кипел от злости и непоколебимого желания защитить родное существо во чтобы то не стало.

Я ощущала все его эмоции, пыталась противиться их силе, но они глубоко вонзались в сердце, заставляя его учащенно биться. Я разделяла и понимала тревогу тамиру, но так и не смогла понять почему той же ночью он бросил нас с Арием в Эллоре одних.

Почему?

Это был очередной секрет Эспера. Секрет, причинивший мне мучительную боль.

Я спала, забывшись крепким спокойным сном, потому не ощутила, как холодный камень городских мостовых под кошачьими лапами сменился мягкой лесной землей, — тамиру не дал мне шанса себя остановить. И когда он покинул город, ночь наполнилась жгучим огнем и кошмарами. Она показала, насколько слабой я была на самом деле: с появлением в моей жизни Эспера я не стала сильнее или храбрее, как думала, — тамиру не научил меня быть смелой и бороться со своими страхами, всё это время он просто прятал их от меня в когтистых лапах.

Уход Эспера обнажил все ужасы минувших дней, будто напоследок сорвал повязку с незажившей раны. Моё сознание кровоточило, и недавние события ожили в ночных кошмарах: я вновь пережила день, когда пробудилась Сила Зверя, услышала душераздирающий крик и липкий хруст с которым древесные корни ломали кости юного вора, — оказывается, я видела как мучительно он умирал, но Эспер оберегал меня от моих же воспоминаний, — и я вновь столкнулась с двуликим Призраком в отражении зеркала, как и прежде застыла в немом крике, не в силах оторвать взгляд от жуткой кривой усмешки, а на задворках сознания вновь зазвучал безмолвный зов из зеркального лабиринта.

Я беспомощно металась по кровати, сминала мокрую от пота простынь, кричала в отчаянной попытке вырваться из болезненных пут сна, но они оплетали меня всё туже. Изредка где-то одновременно близко и недосягаемо далеко я слышала встревоженные голоса Омьенов, но не могла разобрать сказанных слов, ощущала чьи-то пальцы в своей руке и чувствовала на губах усиливающийся горький вкус травяной настойки.

Рассветные лучи, залившие комнату золотым светом, и солнечные зайчики, разбегающиеся по стенам от серебристых крыльев тэмру, не принесли успокоения.

Казалось, в моей груди разверзлась дыра и там, где прежде, будто второе сердце, пульсировало теплое сознание тамиру теперь бушевал сквозняк. Я больше не чувствовала Эспера, не слышала отголосков его мыслей, а о нашей Связи напоминало лишь давящее чувство,