Когда Саманта вернулась домой, Пирс сидел в их кабинете и набирай на компьютере статью о домах Национального треста, подбирая нужные фотографии и окружая их колонками текста.

— Ну, что она сказала? — спросил он, не поворачивая головы.

Саманта знала, что на самом деле Пирсу это неинтересно. Ему важен результат.

— Спросила меня, как я могу бросить детей на такой долгий срок.

Пирс засмеялся и начал стучать по клавишам, не сводя глаз с экрана.

— И что ты ей ответила?

Воспоминание об этом заставило ее вспыхнуть. Фелисити могла считать Саманту бесчувственной, но это действительно причиняло ей боль. Признать свою материнскую и женскую несостоятельность было нелегко и в то же время доставляло странное утешение.

— Я сказала ей правду. Сказала, что хотя люблю своих детей, но не смертельно. И поэтому мне не так трудно с ними расстаться.

Пирс отвел глаза от экрана и недовольно проворчал:

— Зачем тебе понадобилось так говорить? Это создает отрицательный образ.

Саманта не понимала, как правда может быть отрицательной, но спорить не стала.

— Она согласилась взять их. А это главное. — На самом деле все было не совсем так, но очень близко к истине. В глубине души Саманта была уверена, что Фелисити и Тони действительно возьмут детей.

Пирс повернулся к экрану.

— И когда состоится передача?

— О точной дате мы не договаривались.

Досада Пирса стала еще заметнее. Он любил, чтобы сделки выполнялись как можно раньше. Медлить было не в его натуре.

— Неважно, — решительно сказал он. — Детям нужно сказать об этом немедленно. Кто это сделает?

Саманта повернулась к Пирсу и улыбнулась.

— Ты, — сказала она, пытаясь побороть внезапно вспыхнувшее чувство вины.

Отъезд Пирса и Саманты очень удачно совпал с началом летних каникул. Фелисити отпросилась с работы, испытывая при этом лютый гнев. Саманта не пожелала провести с детьми ни одного лишнего часа. Фелисити была в этом уверена, хотя Тони утверждал, что это всего лишь совпадение. Тони не видел лица Саманты в тот момент, когда она признавалась, что не любит собственных детей, но Фелисити не хотела злоупотреблять ее откровенностью. Тони заехал за детьми в аэропорт и привез их в Черри-Триз сразу после прощания с матерью, улетевшей в Штаты.

Они были мрачными, несчастными, и Фелисити невольно пожалела их. Все трое выглядели никому не нужными и, как была уверена Фелисити, чувствовали себя соответственно. Троица топталась на подъездной аллее, словно боялась войти в дом, и Тони пришлось возглавить шествие.

— О Господи! В Хитроу произошла очень неловкая сцена, — еле слышно прошептал он Фелисити. — Этот Пирс — высокомерный ублюдок. Он смотрел на меня так, словно я выполз из ближайшей выгребной ямы.

Фелисити обратила внимание на мужа и поняла Пирса. Бедный Тони приехал в Хитроу сразу после тяжелого ночного дежурства, чтобы оказаться с детьми в тот момент, когда мать исчезнет из виду. Поэтому его рубашка и брюки были мятыми, волосы взлохмаченными, а подбородок покрывала золотистая щетина длиной в добрый сантиметр. На других мужчинах щетина смотрелась бы так, словно это задумано специально, но Тони она придавала очень непрезентабельный вид.

Фелисити сочувственно потрепала его по руке и спросила:

— Как они? — Она выглянула в дверь. Дети кучкой стояли у крыльца, поставив на землю рюкзачки со своими сокровищами. К отличавшей всех троих нездоровой полноте добавились немытость и нечесанность. Они выглядели отверженными. Впрочем, так оно и было. Дети не соответствовали новому образу жизни их матери. Никому бы и в голову не пришло, что их мать очаровательная Саманта, подумала Фелисити.

Тони тоже посмотрел на них.

— Думаю, с ними все в порядке. Было видно, что Пирс не может дождаться начала посадки, чтобы избавиться от них, да и Саманта вела себя немногим лучше, хотя сумела выдавить несколько крокодиловых слезинок для пущего эффекта.

— Я уверена, что слезы были настоящие, — сказала Фелисити, надеясь, что это действительно так. Но она сама не знала, кого защищает: Саманту или детей. — В конце концов, это ее дети, а она улетает в другую страну. Теперь между ними будут тысячи миль.

— С какой стати ты за нее заступаешься? — выпалил Тони. Он очень устал и был настроен против Саманты.

Фелисити пыталась быть справедливой и непредвзятой.

— Потому что она им мать. Дети должны любить ее, а она их. Вспомни, ведь когда-то она была твоей женой и ты тоже любил ее.

Тони шумно вздохнул, и Фелисити поняла свою ошибку. Не следует напоминать человеку то, что он всеми силами старается забыть. В этот момент дети гурьбой двинулись к входной двери.

— Надеюсь, что все как-нибудь утрясется, — мрачно сказал он.

Фелисити пристально посмотрела на мужа. С чего это вдруг он так нахмурился? Он не мог их дождаться. До сих пор хмурилась только она сама. А сейчас казалось, что они поменялись ролями.

— А почему нет? — спросила она. — Мы все нормальные, культурные люди. И должны суметь стать одной семьей.

Но Тони, видевший все в черном цвете, прошептал в ответ только одно:

— В среднестатистической семье нет ничего нормального и культурного.

Если бы дети находились подальше, Фелисити обозвала бы его фаталистом, пессимистом и мокрой курицей. Именно в таком настроении она сама пребывала в последние дни. Уж не заразны ли эти чувства? Но не успела она открыть рот, как дети буквально ворвались в дверь.

Филип и Питер, попытавшиеся войти одновременно, зацепились рюкзаками и застряли. Фелисити устремилась вперед, готовая посоветовать им снять рюкзаки, но тут мальчики освободились и вылетели в холл, как горошины из стручка.

— Мы пойдем прямо к себе в комнату, — объявил Филип тоном, до боли напоминавшим тон, которым Пирс разговаривал с садовником. — Едва ли она осталась прежней, так что нам придется многое переделать. — Он протопал мимо Фелисити, не глядя ни вправо, ни влево; Питер был готов последовать за ним.

Сочувствие Фелисити увяло и умерло преждевременной смертью.

— Комната осталась точно такой же, как была при вас. Никто к ней не прикасался. Но переспорить Филипа было трудно.

— Значит, там грязно. Нам придется несколько часов вытирать пыль и работать пылесосом. Пошли, Питер.

Фелисити разъярилась. Одним прыжком она одолела несколько ступенек и преградила путь очень удивленному Филипу.

— Милая, должно быть, в тебе есть скрытый ген кенгуру! — Тони засмеялся, но тут же умолк, когда на него устремились объединенные гневные взгляды Филипа, Питера, Хилари и Фелисити.

Если он пытался таким образом разрядить обстановку, то потерпел полное фиаско. А Фелисити была слишком разгневана, чтобы помогать ему.