– Да было бы чему удивляться, – смутился Афанасий Федорович, – там на рынке банку кислой капусты прикупил, крупы пара горстей у тебя была. Тушенки банку трофейной кинул. Так себе щи, скорее суп из топора. Но сытный. Не хватало, чтобы ты еще на расследовании где-нибудь в голодный обморок упал.

Семен рассмеялся. Этот смех был как… как будто внутри лопнула та самая струна, которая не давала ему нормально дышать с тех пор, как убили всю его группу.

После ужина Семен стал читать документы, которые ему передал комендант. Работала небольшая группа, двух бойцов Серабиненко знал. Пару раз сталкивались на заданиях. Оказывается, вот. Уже лежат в земле.

Чем дальше Семен читал донесения, тем больше он понимал, что вот это и есть его дело. А мука и все это уже давно было просто лишь ширмой.

Заманухой, на которую он купился и пошел не в ту сторону.

– Получается, что водили меня за нос, как дурака. А я и купился и все рыл землю вокруг этих трупов.

Афанасий Федорович покачал головой:

– Ты погоди винить себя. Каждый мог. Ты лучше скажи, что думаешь – твой работает на той стороне?

– Нет. Я знаю этого человека. Мы вместе попали в котел как-то раз и только благодаря его уму выбрались. Тихоня, это его позывной, был парнем отчаянным, но не предателем. Он был патриотом, но не таким, знаешь, крикливым, чтобы на каждом углу размахивать красным флагом. А очень умным, взвешенным и продуманным. Он бы не стал переходить на другую сторону. Семьи у него не было. Вся родня у него в партизаны ушла. Всех почти повесили немцы. А жена с сыном погибли при авианалете. Бомба попала аккурат в их дом. Фашистов он ненавидел. Шантажировать его семьей, как ты понимаешь, было нельзя. Думаю, что лежит он где-то тут. Прикопанный надежно и глубоко. Это же удобно очень. Пустить тень на нас.

– Значит, еще одно твое дело теперь восстановить его доброе имя, – сказал Афанасий Федорович. – Не хватает еще, чтобы вашим бойцам тут недоверие высказывали.

Семен кивнул. Он положил на стол личные документы агентов, те, что теперь лежали в сейфе у коменданта. Отдельно отложил дело Тихони. Надо же. А он и не знал, что они тезки. Семен Тихонов. От фамилии, наверное, и позывной был.

– Магда сегодня приходила.

– Что говорит?

– Я ее попросил походить, поспрашивать по рынку, по улицам. Она говорит, что их всех предупредили, что муки и зерна в ближайшее время не будет. Что на складах поставили дополнительную охрану и украсть для продажи теперь не получится. Прикрыли лавочку наши, получается.

– Не думаю, что это наши. Скорее всего, группа уже начала работу. Так что впереди у нас много всего интересного. Подозреваю, что хотят, чтобы мы тоже начали суетиться. Возможно, Ян думает, что мы начнем суетиться. Он же не знает состава группы, – уклончиво ответил Серабиненко.

А сам понимал, что нужно думать, и думать очень быстро. От того, как он сыграет на поле врага, зависит очень многое. В том числе и доброе имя погибшего Тихони. Скорее всего, сегодня будет облава.

– Надо бы ее предупредить, или как думаешь?

Афанасий Федорович улыбнулся:

– Я уже сказал. Чтобы не появлялась даже рядом с церковью.

Но следов практически нет. Семен начинал работать по принципу «вычеркнуть лишнее, вернуться к началу». Принцип, которым их учили пользоваться в школе разведки на самых первых этапах обучения. Отмести догадки и вернуться только к имеющимся данным. Как шифровка, которую никак не получается расшифровать. В какой-то момент нужно убрать результаты всех попыток и посмотреть на исходный текст.

Семен достал из стола альбом для рисования, он нашел его у себя на службе и забрал домой. Подумал, что плотная бумага может понадобиться для чего-то. Что он будет там пылиться. А пригодилось даже раньше, чем он думал.

Итак. Спящая ячейка диверсантов. Скорее всего, их собрали уже тут, на месте. Прибыл кто-то главный, и началась работа. Команда слаженная.

Плюснин. Может быть главным. Тем более что после того, как он заехал на работу и нашел то, что хотел, подняв некоторые документы, Серабиненко уже точно знал, что никакой этот инженер не Плюснин. Ключевой подсказкой был тот самый фотоальбом, который не шел у него из головы.

Зерно и мука, как уже всем понятно, были маневром для отвода глаз. Заодно таким образом решили навредить действующей власти и посеять слухи и панику. Чем больше будет слухов и страхов, тем тяжелее будет держать порядок. А дальше так можно и до голодного бунта народ раскачать.

Семен усмехнулся. Ведь в самом деле, работали как по учебнику. Только вместо «Разделяй и властвуй» у диверсантов было «Разделяй, властвуй и убивай».

Может быть, работали так же, как и СМЕРШ? Несколькими группами?

Вряд ли. Немцы такое любят, конечно, но у них всегда есть главный и главная группа. Значит, все подчиняются одному – Яну.

Бернс говорил о том, что новые взрывчатые устройства с возможностью дистанционного подрыва на большом расстоянии не успели пройти полные испытания, значит, скорее всего, их захотят где-то испытать. Нужна такая площадка, взрыв на которой сразу поднимет много шума и привлечет внимание. Но при этом она должна хорошо просматриваться и быть режимным объектом.

Судоходство. Балтийское море заминировано так плотно, что еще несколько лет работы на его разминирование. Пройти могут только легкие суда, пассажирской логистики нет. Подорвать завод? Про Яна там ничего не знают. Семен специально решил, что лучше, если никто не будет знать о личности Плюснина. Поэтому о нем знал только Бернс, он болтать не будет. Плюснин в городе стал настоящим любимцем публики. Везде, где он появлялся, сразу перетягивал на себя внимание и становился центром беседы. И это хорошо. Потому что теперь тихо и просто так он пройти не сможет.

Подрывать порт не имеет никакого смысла. Просто наделает много шума, и все. Он и так уже частично в руинах. Железные дороги охраняются, и диверсию на них ожидают. Тем более что один взрыв там уже был, почему-то Серабиненко подумал о том, что диверсанты не будут повторяться. Конечно, это было самым логичным. Оборвать связь с другими городами, уничтожив железнодорожное сообщение серией направленных взрывов. Семен крутил это в голове и так и сяк и понимал, что нет, они не будут так действовать именно потому, что ожидаемо. Должно быть что-то другое.

Остается аэродром. В городе был действующий военный аэродром. Авиабомба, упавшая на взлетно-посадочную полосу, чудом не взорвалась, ее обезвредили саперы,