Но только неизвестно, получил ли ее Центр.

Размышляя так, Семен дошел до дома и улыбнулся.

Ладно. Пока у него есть время. Перерыв, когда враг будет кружить вокруг него, сжимая круги, если он правильно понял характер врага, то убить его сегодня ночью у диверсантов пока задания нет. Значит, можно спокойно выспаться. Потому что дальше у него уже совсем не будет на это времени.

Командир всегда учил, что сомневаться надо во всем. В том, что видишь, что слышишь, в том, что есть вокруг тебя. В целом невредно сомневаться даже в самом себе, потому что никто не знает, что тебе внушили, какой яд ты можешь нести внутри себя или кем были твои родители. Мифы вокруг Третьего рейха расцветали на благодатной почве необразованности, страхов и ограниченности мыслей. Люди привыкли, что нужно опираться на что-то. На то, что им говорили родители: на царя, на партию, на что угодно, но не на самих себя.

Семен начинает сомневаться буквально во всем. Пороховой след на коже – в убитого стреляли в упор, в то время как Плюснин показал, что видел, как стреляли в спину. Странная ночная перестрелка. Следов нет. Ну не по крышам же они перенеслись? Как только рассвело, он еще раз осмотрел место перестрелки. Нужно было сделать это еще вчера, но не разорваться же. Семен искал гильзы, какие-либо следы. Да, он уже не сомневался, что дело в Яне и что тот врет, но, с другой стороны, давал себе маневр для сомнений. Если бы там была перестрелка, как описывал Ян, обязательно должны быть следы.

Семен присел. Судя по следу на дереве – чиркнули недавно. Выстрел, пуля застряла. Он достал нож и аккуратно достал пулю. ТТ. Родная сестра той, которая попала в спину Вадиму.

Но характер выстрела… Семен встал, как примерно должен был встать стрелок, прикинул рост Яна.

Один выстрел, да и то сделан, судя по всему, впопыхах. Просто для того, чтобы отметиться.

Но благодаря Магде Семен понял, что да, дело не в муке. И не в зерне. Это был отвлекающий маневр, чтобы сбить со следа тех, кто идет за ними. Тем не менее, скорее всего, в ближайшие дни отравленный хлеб из этой муки попадет на рынки, и тогда в городе будет огромное количество трупов и заболевших.

Семен поехал в «Шихау». Яна на месте не было, на проходной сказали, что заболел. Серабиненко не удивился. В целом он был уверен, что больше Плюснин на работу не придет. Теперь он будет действовать в городе. Если работает группа, то у нее еще много дел, и, скорее всего, операция вошла в завершающую стадию.

Но нужно проверить кое-что.

В зале с кораблем, где они работали, документы лежали в идеальном порядке. За одним исключением. Делая перевод, Серабиненко специально откладывал в сторону бумаги, касающиеся начинки пусковых шахт корабля. Грубо говоря, все, что было связано с боеприпасами, Ян это видел, несколько раз спросил, что он делает и зачем. И вот теперь именно эти документы и пропали.

На склад Семен попал, уже используя свое собственное удостоверение, которое утром достал из схрона. Будет не вредно посеять немного хаоса, пусть на заводе знают, что там работает СМЕРШ, тогда эти слухи быстро дойдут до Плюснина и заставят его действовать. Ускориться. Но везде он специально якобы случайно и под большим секретом говорил, что ищет следы Варшавской школы абвера.

Семен прошелся по «Шихау» тайфуном. Заставил проверить наличие всех водолазных костюмов и специального оборудования. Согласно сделанной еще в сорок пятом описи не хватало примерно половины оборудования. Специальных лезвий для работы с металлом, костюмов. В том, что растащили рабочую одежду, в целом не было ничего удивительного. Обычное дело. Семен благодушно «разрешил» не обращать на это внимание. А потом он отправился к цеху, который был опечатан таким количеством замков и печатей, что вскрыть их мог разве что лично товарищ Сталин. Но СМЕРШа боялись. И открыли дверь. Это был склад, где должны были храниться боеприпасы для военных кораблей.

– Ну и где они? – спросил Семен у резко побледневшей комиссии, которую собрали в рекордные пару часов специально для него.

Те молчали.

Бернс, единственный из немцев, кто тоже присутствовал при осмотре завода, подал голос:

– Я думаю, что их забрал герр инженер.

Почему-то немцу Семен доверял. Доверял, потому что видел, как Бернс ненавидит Яна. Это было заметно во взгляде, тоне, которым тот говорил в присутствии Плюснина. А враг моего врага, как известно, – мой друг.

– Что вы можете сказать про Плюснина? – обратился к нему Семен.

Специально вызвал его в кабинет, который временно выделили на заводе для «беседы» с некоторыми сотрудниками, как сказал Серабиненко товарищам из руководящего состава завода. На самом деле это все было лишь проверкой, чтобы понять, остались ли при заводе у Яна люди. Если остались, то они обязательно донесут до него, что по его душу пришли.

– Ничего хорошего. Он ничего не смыслит в кораблестроении. Да, возможно, что неплохой инженер, но не более. Он вел себя так: собирал нас и говорил: «Ваше мнение?» И потом повторял его при начальстве. Пару раз я специально хотел его проверить и говорил неправильно. И он повторял.

– Но мы работали вместе, и я видел, что он разбирается в том, о чем я у него спрашивал.

– Это несложно. Он не разбирался, а хорошо читал и говорил на немецком. Но в его личном деле этого не было, поэтому нужен был переводчик. Вы были единственным, кого смогли быстро найти, – сдержанно пояснил Бернс.

– Понял. Что по людям? Как, по-вашему, есть ли у него союзники?

– Есть. Но я их не знаю. У него звериное чутье. Когда герр инженер понял, что я за ним слежу и не доверяю ему, то стал намеренно отсылать меня подальше от себя. Я выполнял у него мелкие поручения. При том, что он знал, что это я строил «Кронцпринц»! Что это полностью моя разработка.

– Корабль?

– Это миноносец нового поколения. Более быстроходный, надежный, кроме специального механизма для спуска мин, мы добавили шахты для пуска ракет. Это калибры небольшого размера, но с большой поражающей силой.

– Он все это знал?

Бернс тонко улыбнулся:

– Не все. Но убойные характеристики корабля – знал. Я не знаю, кто и что ему рассказал, но знал он многое. В частности, он знал, что взрывные устройства мы делали тут сами. Учитывая, что к концу войны средств становилось все меньше и меньше, все