превосходный вопрос! Я вернулся обратно, дабы исправить неисправимое. А что для этого необходимо? — ужасающий бессмертный аккуратно принял лицо Сэля в свою крупную руку, каждый палец которой теперь венчался наточенным, длинным когтем свето-бежевого оттенка. Сливаясь с фалангами, когти оставались почти незаметными. — Чтобы исправить то, что уже срослось, приходится ломать кости. Я создам свет, используя тьму для этих целей.

Демон-оборотень притянул Сэля ближе, и принц зажмурился.

— Вам… нужна кровь? Вы желаете её?

— О, да. Я желаю, — сладострастно прошептал маг, проводя второй рукой по щеке наследника.

Он едва касался кожи кончиками когтей, и единственное, что ощущал пленник — это лёгкое, мимолётное скольжение.

— Тогда возьмите мою!

— Как самоотверженно. Но… хоть кровь меня и манит со страшной страстью, хоть меня и привлекает её мрачный цвет, ей не должно проливаться. Я всё равно ей не насыщусь.

Маг выпустил принца из рук и отступил на безопасное расстояние, и токи колдовской энергии тут же усмирились.

— Мне нужен тот, с кем бы я мог заключить взаимовыгодный договор, — спокойно и обстоятельно выдал в конце демон-оборотень.

— Вы… хотите предложить его мне? — осторожно спросил Сэль, потирая челюсть.

— Да, пока склоняюсь к этому. Выбор очень скуден. Но вначале мне нужно знать, чего ты хочешь. Что это? Если это любовь женщины — то у нас с тобой серьёзные неприятности, принц.

— Почему?

— Потому, что, — раздражённо выпалил маг, — я не смогу это исполнить. Но пока ещё ты не дал мне свой ответ, так что… подумай основательно.

— С чего Вы вообще решили, Аман-Тар, что я буду заключать сделки с демонами? Ваши намерения меня откровенно пугают, ровно, как и Ваши силы! — юноша не сдержался и сорвался на крик.

— Да у тебя же выхода нет, — собеседник надменно взмахнул рукой. — И это не сделка, а договор. Договор нельзя нарушить, иначе налагаются суровые штрафы, не рад будешь, что родился на свет. Хотя… ты и так этому никогда не радовался. Дам тебе подсказку — я мог бы показать тебе, что такое радость и веселье.

В воздухе вместе с напряжением повисла гнетущая пауза. Внезапно маг принялся расстёгивать пуговицы на кафтане, после чего надел более роскошный и вычурный наряд, который принёс ему Сэль.

— Я не собирался тебя пугать, просто хотел приподнять завесу тайны, — вымолвил он, чуток вздымая левую бровь.

— Да, знаю. Тогда… назовите мне своё имя. В конце концов, Вы обещали представиться, коли я угадаю, кто Вы такой. Я угадал и жду награды.

— Справедливо. Прежде меня величали Эйманом Эром Данаарном, и когда-то я был лунгом.

— Так-то лучше. Пожалуй, я Вас оставлю, мне… меня скоро хватятся.

Принц почти выбежал из опочивален мага, тем более, обед завершался и безопасное время истекало, и неважно, что дворцовая стража сейчас находилась под командованием Эмерона. Может, девиз дома Эмерона и звучал, как «верен в жизни — верен в смерти», но не все его подчинённые разделяли одинаковые убеждения. Кто-то, как и заведено у людей, выказывал больше преданности золоту, или просто служил наместнику трона. А трон отдаёт своё предпочтение лишь тому, кто сидит на нём в данный момент.

— Хозяин!

— Владыка?!

— …

Фиолетовые струи магической энергии взмыли в воздух и начали кружиться рядом с левой рукой Эра.

— Хватит, замолчите. Лучше проследите за этим глупым мальчишкой, и обо всех неприятностях сразу доносите мне.

— Повинуемся! — хором пропели три вихря, а затем растворились в потоках ветра.

Пройдясь по спальням, бессмертный маг внезапно прошептал себе под нос:

— Не хочу, чтобы кто-то причинил вред тому, что принадлежит мне.

До своего перерождения Эйма́н Эр Да́наарн был великим магом и кудесником в кругу бессмертных лунгов. Среди своих братьев и сестёр он славился выдающимся умом, талантами к чародейству, а ещё различными исследованиями, которые порой вызывали отвращение в его сородичах. Он участвовал в масштабном конфликте второго Беспокойного покрова лета, случившемся примерно два тысячелетия назад между всеми высокими происхождениями, начиная лунгами и заканчивая митриникийцами, которые вообще-то даже не были поистине бессмертными, просто жизнь их длилась неизмеримо долго. К сожалению для Эра, он сражался тогда на проигравшей стороне, и после победы неприятелей вынужден был влачить жалкое существование в заключении, так что к решёткам и плену у него уже имелся полный иммунитет.

В те далёкие времена постепенно сформировалось общество из бессмертных, в основном из лунгов и эльфов, которые презирали все низшие происхождения, особенно людей.

Они полагали, что в природе зла нет, и что зло просачивается в этот прекрасный мир из растлённых и порочных сердец слабых смертных. Вот причина, по которой разгорелись военные действия второго Беспокойного покрова лета: часть великих происхождений захотела навсегда избавиться ото зла, уничтожив все малые происхождения, другая часть всячески препятствовала им, а третья, самая прагматичная, отсиживалась в тени и выжидала, кто же победит.

Годы и столетия шли, и прошлое забылось. Эймана выпустили из-под стражи, он обелил собственное имя и снова занял полноправные позиции среди братьев и сестёр лунгов. Эр Данаарн даже возглавил магический Покров, Йоден, могущественную, разветвлённую и важную организацию, считался Великим Конструктором Заклинаний и Строителем чертежей, первым арканом. Но потом старые привычки Эймана вернулись, и кое-что опять приключилось, так что он снова попал в заключение. Только на этот раз мятежника посадили в Ар Амаум, жуткую и суровую тюрьму для опасных преступников, без права на помилование. Там-то он и сгинул.

Разумеется, ныне Эр понимал, что предыдущие его поступки были продиктованы безумием, вызванным отравой майна. Пройдя через нематериальные сферы после смерти, Данаарн страшно изменился. Похорошел, возможно даже в какой-то мере исцелился. Впрочем, и теперь далеко не все былые «достижения» он мнил за греховные ошибки, особенно те, которые касались человечества.

Нет в мире ничего столь же непостоянного, как слабое людское сердце… Однако, в тот же момент, нет ничего более неизменного, чем безответная любовь. Она никогда не бывает верна, но и никогда не предаёт. И Эр Данаарн знал об этом не понаслышке.

Никаким словом утешения не снять такую боль. Желание принца — безнадёжно. Неисполнимо.

И Эр больше не возьмётся за заведомо проигрышное дело. Он уже разок побывал дураком на этом свете, и только в сказках дуракам живётся легче; тогда как самый простой путь ждёт холоднокровных, сообразительных и беспринципных.

Поздним вечером Сэль находился в своих покоях. Он сидел перед накрытым столом, но ему кусок в горло не лез. Еда давно не вызывала интереса в принце, и он привык перебиваться малым, однако зоркая орлица-мать неустанно следила за своим отпрыском из каждого угла дворца глазами шпионов и обученных