– А теперь не пишет? – мурлыкнул кот, облизывая лапу.

Денис покачал головой:

– Два месяца ни строчки. Может, одумался, совсем на мать разозлился, уж не знаю.

– Он по тебе скучает, – сказал кот невпопад. – Все время про тебя рассказывает, как ты учишься хорошо, да как работу ищешь, да как за девками бегаешь.

– Ему-то почем знать? – проворчал Денис, пряча пунцовые щеки в воротнике спортивной толстовки. – Мы сто лет не видались, откуда инфа у деда?

Кот повернул к Денису морду и ткнулся носом прямо ему в ухо.

– Дурак ты, – просто ответил он. – Дед же у тебя леший, он везде ходит и все ведает.

Когда Денису было лет шесть, мать увезла его из города (тогда Митино еще уверенно считалось пригородом), где он рос вдали от «сказочных друзей деда Кузи». Сама-то мать себя сказочной не считала. Ага, как же. Мавки ведь самые обычные жительницы столицы, ни разу не чудесные.

Так-то, если в родословной Денискиных предков разбираться, выходило, что мать-мавка и дед-леший ни разу не родственники. Но поди теперь разбери этих долгоживущих…

Когда-то давно, как мать рассказывала, дед ее, брошенку, как говорится, приютил, обогрел, накормил и спать уложил. Мать Дениса в младенчестве утонула (или утопил ее кто) в лесной речушке близ Москвы, где ее леший и нашел. Выходил, вырастил себе в подмогу. Так она при нем в благодарность и осталась – в лесах случайных путников в трясину уводила, где их дед совсем путал. Только однажды угодил в болото парень лихой да пригожий, вот мавка и решила его себе оставить, от лешего упрятать. Так, говорит, у нее сын и появился. Дед, когда про то узнал, злился сильно, а потом так же сильно радовался. Нарек внука Денисом, ухаживать за ним стал. В город переехал, чтоб у мальчика друзья среди людей появились, раз он полукровкой получился.

Денис все равно рос рядом с дедовыми приятелями. Таскал кота Баюна за хвост, а потом спал прямо на нем, огромном, убаюканный его песнями. Тетку Сирин обзывал горлодеркой, когда притащил это слово из детского садика – обычного, человеческого. Мать говорила, ему нужно развивать социальные навыки и с себе подобными общаться, раз уж человеческого в нем больше, чем чудесного. Дед ни разу не возразил. Жили они в пятиэтажке на проспекте Мира, мать в бассейне рядом с домом инструктором по плаванию работала. Обычная семья: дед, дочь и внук.

А лет в шесть, едва Денис в школу пошел, что-то случилось. Мать рассвирепела на деда, в какое-то сонное воскресенье собрала вещи и увезла мальчика на окраину Москвы. Сняла там квартиру, на себя и Дениса навешала оберегов всяких, чтоб дед их не нашел. И сыну про семью говорить запретила.

Он, конечно, ее не сразу слушаться стал. Сперва всем в классе сказки рассказывал, что, мол, с Серым Волком знаком, потом говорил, будто на печи по реке плавал. Когда подрос, из дома сбежал и на проспект Мира вернулся, чтоб деда отыскать. Не нашел, заблудился, чуть под дождем не остался спать. Его тогда бабуля Кикимора случайно обнаружила да к деду привела.

Дед людей путал в переходе метро, между красной веткой и Кольцевой. Дениса отогрел, напоил травяным чаем и домой к матери отправил, снова ни слова против не сказав. Взял только с Дениса обещание, что тот ему письма писать станет. Ну, Денис и писал. Года три старался, пока в среднюю школу не пошел. А там завертелось, закрутилось, забылось. Связь с дедушкой-лешим стала его тяготить: в школе Денискину любовь к сказкам не принимали, одноклассники из детских шалостей выросли и Дениса все больше сторонились. Дразнилки разные придумывали: «Денис-дурак, на печи катается, как Емеля», «Где твоя щука, дурачок?», «Куда Серого Волка дел, царевич?»

В итоге письма только дед исправно присылал, а Денис их даже читать боялся, так на душе скребло, что обещание свое не выполняет.

Теперь он ехал по Кольцевой, готовясь проехать целый круг и вернуться на Комсомольскую, лишь бы посильнее оттянуть момент встречи с дедом. Как перед ним за нарушенное слово объясниться, он все еще не придумал. Дед с детства предупреждал, что слова и в Нави, и в Яви большое значение имеют, и будь ты хоть чудище лесное, хоть человек смертный, данное слово надо держать.

– Иначе какой же им вес, обещаниям, если их не соблюдаешь? – говаривал дед. – Да, Дениска?

Маленький Денис послушно кивал, считая деда самым мудрым на свете. Чудаковатым, пожалуй, но мудрым.

А потом Денис вырос и про наговор дедов забыл…

– Кольцевая, Кольцевая, – замяукал Баюн на плече у поникшего Дениса. – Двери влево, двери вправо.

– Ты опять все перепутал! – едва слышно возмутился Денис, выныривая из своих угрюмых мыслей. – Это же Твардовский. «Переправа, переправа, берег левый, берег правый».

Баюн жмурился, слушая Денискины причитания.

– А дальше как? – с интересом потянулся кот, обмахивая хвостом волосы на затылке Дениса. Тот вздохнул и послушно продолжил:

– «Снег шершавый, кромка льда. Кому память, кому слава, кому темная вода».

Кот согласно закивал:

– Не зря тебя дед умницей величает. Хорошо у людей учишься, молодец.

Денис опустил глаза, пряча их от своего отражения в мутном стекле. Он действительно хорошо учился, на интеллект жаловаться не приходилось. Только сверстники в большинстве своем его все равно чудиком считали, и тут уж никакие хорошие оценки не помогали, а похвала учителей еще больше загоняла его в изгои. В мире людей умники становятся царевичами класса далеко не всегда, да и терпение и труд не так уж часто все перетирают. Дураки, впрочем, тоже за смекалку нечасто царевен в жены внезапно получают да полцарства в придачу.

Сколько бы Денис ни старался, приложенные в школе усилия приводили его на городские олимпиады и в кружки особо одаренных, но никак не в шумную компанию ровесников. Только выпустившись из школы, он смог найти себе друзей по скромным интересам: поступил на мехмат, обосновался рядом с сокурсниками, такими же чудаковатыми, как и он сам. В университете Денис обрел уверенность, что ему позволено быть немного странным, немного не таким, как большинство сверстников. Вот бы еще с девчонкой какой познакомиться хорошенькой… Любви в Денисе таилось много – девать ее было некуда.

Мать холодная, на то она и мавка: любви сторонится после отца, который Дениса видеть не захотел и свалил куда-то. Дед Денису говорил, что в болотах его отец сгинул. «И поделом», – говаривал дед, а Денис тогда все за чистую монету принимал и верил. «Поделом», – повторял он. Может, оттого Денис и друзей найти не мог прежде – думал, будто не нужен никому с такой родней. Только