подносом, на котором стояли френч-пресс и три большие чашки с морским узором.

– Вы находитесь на борту яхты «Супер Ван Крафт» семьдесят седьмого года, которую я восстанавливал восемь лет, – гордо объявил он. – Это все, что у меня осталось после довольно сложного развода. В любом случае моя бывшая жена всегда терпеть не могла эту посудину.

Подчеркнутая приветливость полностью противоречила жесткому лицу и изначально ледяному приему: Максим пришел к выводу, что вряд ли доктора навещает много народу, а потому хозяин скорее рад принять у себя визитеров. Насколько он мог заметить, внутренние помещения яхты были чистыми и тщательно прибранными, что свидетельствовало о скрупулезности и о развитом уважении к другим и к самому себе.

Максим поднес чашку к лицу и вдохнул испарения, исходящие от горячего напитка. Приятный запах свежемолотого кофе мягко проник в ноздри и вызвал мгновенное ощущение удовольствия. Он попробовал кофе и восхитился. Экстрагирование – наверняка произведенное при идеальной температуре, на несколько градусов ниже кипения – и время настаивания указывали со всей очевидностью на выработанное годами мастерство.

Он воздержался от благодарностей Капитану за кофе, поскольку намеревался, даже если разговор окажется вполне любезным, сохранить легкое превосходство над собеседником. Максим и Эмма представляли закон, и не следовало упускать это из виду.

– У нас содержится некий Кристоф Корню, и из его досье следует, что он некоторое время пребывал в психиатрической клинике, директором которой вы тогда были, – начал он, нарушая молчание, уютно воцарившееся в кают-компании под плеск волн о корпус судна.

При упоминании этого имени Луи Беккер отпил еще глоток дымящейся жидкости. Бессознательное желание потянуть время, чтобы подготовить ответ.

– Больница «Сен-Жан» – одно из моих детищ, – не спеша ответил он.

Максим отметил слово. «Детище». Так мог сказать художник об одном из своих произведений.

– Я создал этот лечебный центр в начале двухтысячных годов; там применялись весьма передовые, даже на сегодняшний день, протоколы.

– А Кристоф Корню? – вернул его к главной теме жандарм.

– Я очень хорошо его помню, – сказал тот, почесывая густую бороду, в которой проглядывали серебряные нити. – Он провел несколько лет в том отделении, которое было предназначено для помещенных в клинику по решению суда, – кстати, это отделение закрыто, – и наши врачи, и я сам провели замечательную работу с этим пациентом. Но раз вы здесь, я полагаю, что наметились пределы примененной к нему терапии или же она себя исчерпала.

– Как вы думаете, почему он оказался у нас?

Новый глоток кофе.

– Он поступил в «Сен-Жан», чтобы отбыть там срок заключения, на который был осужден вследствие печальных обстоятельств. Его параноидальный бред спровоцировал нападение с холодным оружием на прохожих. Я не могу утверждать, что он совершенно излечился к моменту выписки, но могу вас заверить, что при сочетании соответствующего медикаментозного лечения и постоянного наблюдения он не должен был представлять никакой опасности. Мне было бы очень неприятно сегодня узнать, что он снова кого-то ранил.

– Именно это нам и хотелось бы выяснить.

Доктор Беккер нахмурился:

– Боюсь, я не совсем вас понял.

Максим повернулся к Эмме, ища ее одобрения. Та молча прикрыла веки.

– Он по собственной воле явился в жандармерию и обвинил себя в убийстве четырех человек. Мы активно их разыскиваем.

Как правило, детали расследования никогда не раскрываются допрашиваемому, что обеспечивает представителю властей игру на опережение. Но в данном конкретном случае и ввиду странности этого дела Максим решил, что имеет смысл посвятить психиатра в подробности.

Когда их хозяин понял, что факты крайне серьезны, на лице его отразилась искренняя печаль, а с губ сорвалось еле слышное ругательство.

– Проблема, доктор, – продолжил жандарм, – заключается в том, что мы почти ничего о нем не знаем, а часики тикают. Мы еще надеемся, что предполагаемые жертвы живы и нам удастся отыскать этих людей, но сведений, на которые мы можем опереться, пока совсем немного.

Беккер поглубже уселся на обитую искусственной кожей банкетку и спросил:

– Он все еще задержан?

– Да, – хмуро подтвердил Максим. – И законный срок задержания подходит к концу, через несколько часов его выпустят.

– Расскажите мне немного о нем. Как он? Как себя ведет?

– Почти ничего не говорит. Только твердит без конца одну и ту же фразу: «Я их всех убил». И больше ничего.

Беккер нахмурился и вроде бы не принял заявление бывшего пациента за чистую монету.

– Странно, вы недавно сказали: «Капитан вы», сделав ударение на первом слове. Вы наверняка опасались, что я не позволю вам подняться на борт, но использовали прозвище, которое мне когда-то дали. Если оно вам знакомо, значит Кристоф был не так уже неразговорчив.

Максим понял, что имеет дело с равным противником. Как в шахматной партии, доктор двинул фигуру и начал игру; но это была ловушка, и жандарму предстояло определить, насколько продуманная.

Он помолчал. Вмешалась Эмма:

– А с чего вы взяли, что мы боялись вашего отказа?

– Дорогая мадам…

– Аджюдан Леруа, – перебила его она.

– Госпожа аджюдан, – продолжил он.

– Просто аджюдан или аджюдан Леруа, – снова прервала его она.

– Аджюдан Леруа, – поправился доктор, не выказывая ни малейшего смущения, – я гражданин Швейцарии, и мой адрес также значится в этой прекрасной стране. Я предполагаю, что ваш коллега, присутствующий здесь, хорошо проделал свою работу и узнал, прежде чем явиться сюда, что яхта, на борту которой мы находимся, пришвартована у другого берега Роны, с французской стороны. Все это из-за ремонтных работ, кстати затянувшихся, в моем обычном порту приписки. Он также знает, что на ведение расследования в Швейцарии требуется разрешение судьи и местных властей; но тот факт, что я сейчас во Франции, предоставляет ему некоторую свободу. Технически он совершает ошибку, и я принимаю вас здесь исключительно по моей доброй воле.

Эмма испепелила Максима взглядом. Больше всего она не выносила, когда Максим тихушничал и не раскрывал карты. Хорошо ж она теперь выглядит!

– Будет достаточно, если вы расскажете нам все, что вам известно о Кристофе Корню, – посуровевшим голосом сказала она. – Полагаю, вам знакомо выражение «воспрепятствование отправлению правосудия»?

Он поднял руки в знак капитуляции:

– Без паники, аджюдан Леруа: если вы здесь, то потому, что я расположен вам помочь. Но, к несчастью, я не в состоянии сказать вам что-то большее о Кристофе. Если вы утверждаете, что он твердит эту фразу, значит у него явный приступ безумия. Он правда ничего больше не сказал? Даже не назвал себя?

Максим прищурился:

– Нет. Эта фраза повторялась раз за разом, и единственной дополнительной деталью, которую он произнес, было ваше прозвище.

– При каких обстоятельствах он его назвал?

– Полагаю, в припадке.

– На