я зашел на пасторский двор. Вся семья была на сэтере, дома оставался только один старик, который по моей просьбе и свел меня к Воротам Великана. Мы постучали в них, но никто не явился отворить. Меня не удивило, что великан не желал принять нас или что он вообще теперь на старости лет так редко дает аудиенции: если судить по многочисленным знакам, оставленным на воротах камнями, посетители сильно докучали великану.

— Одним из последних видел его Иоганн из Блессома, сосед пастора, — сказал мой проводник. — Но лучше бы ему не видать его! — прибавил он.

Этот Иоганн был в Копенгагене, — он вел тяжбу, а тут у нас в те времена правды нельзя было добиться, и кому хотелось этого, тому приходилось искать ее в Копенгагене. Так сделал и Иоганн, так сделал потом и сын его, у которого тоже была тяжба.

Вот подошел сочельник; Иоганн потолковал с важными господами, справил свои дела и идет по улице такой скучный, — стосковался по дому. Вдруг глядит, мимо проезжает человек из Воге, в белом кафтане с пуговицами, словно серебряные далеры, высокий, толстый такой. Иоганну показалось, что он узнает его, но тот ехал очень быстро.

— Спешишь ты! — сказал Иоганн.

— Да, спешу, — отозвался тот, — надо к вечеру поспеть в Воге.

— Ах, кабы и мне попасть туда! — сказал Иоганн.

— Можешь стать позади на полозья, — сказал он. — Моя лошадь в двенадцать шагов пробегает милю.

Поехали, и Иоганну пришлось крепко держаться за задок саней, чтобы не свалиться с полозьев, — санки неслись по воздуху так, что не было видно ни земли, ни неба.

В одном месте они останавливались на минуту отдохнуть, но где, этого Иоганн не мог различить, потому что они в ту же минуту помчались дальше; ему казалось только, что там на шесте торчала мертвая голова. Когда они проехали конец, Иоганн стал зябнуть.

— У! Я позабыл одну рукавицу там, где мы отдыхали; теперь рука мерзнет.

— Ну, придется потерпеть, — сказал человек, — да и недалеко уже до Воге; мы отдыхали-то на полдороге.

Не доезжая до моста, человек остановился и ссадил Иоганна.

— Теперь тебе недалеко до дому, — сказал он, — ступай, но смотри, не оборачивайся назад, когда услышишь позади гром и увидишь молнию.

Иоганн обещал и поблагодарил за провоз. Человек направился через мост, а Иоганн через холм к Блессому. Вдруг слышит гром в Горе Великана, и всю дорогу перед ним осветила молния, так что стало светло, как днем; иголку и ту нашел бы. Позабыл Иоганн про наказ того человека и повернул голову, чтобы взглянуть в ту сторону. Смотрит — Ворота Великана стоят настежь, и такой свет из них льется, точно там тысячи свечей зажжены. В воротах же стоит великан — тот самый человек, который привез его. Но с тех пор голова у Иоганна так и осталась свернутой на сторону.

Сундучок с кладом

Жил-был парнишка; шел он по дороге и нашел сундучок. «Гляди, там какой-нибудь клад спрятан!» — подумал он, но как ни вертел сундучок, открыть не мог. Прошел еще немного и нашел маленький ключик. Парнишка уже устал, сел отдохнуть да и думает: «Вот славно было бы, если б ключ-то подошел к сундучку!». Вынул он ключик, продул дырочку в нем, потом и замочную скважину в сундучке, вставил ключ… щелк, и сундучок открылся, но угадайте, что в нем было?.. Телячий хвостик! Был бы хвостик подлиннее, и сказка была бы длиннее.

Сын вдовы

Жила-была бедная-бедная вдова с маленьким сыном. Трудно ей было кормиться с ним, но кое-как пробилась до его конфирмации, а там она и сказала сыну, что ему теперь пора самому кормиться. Парень и отправился по белу свету, куда глаза глядят. Шел так с день и встретил чужого человека.

— Ты куда? — спрашивает человек.

— Куда глаза глядят; ищу службы, — говорит парень.

— Хочешь служить мне?

— Тебе ли, кому ли другому — мне все едино; лишь бы служить.

— Ну, так тебе будет хорошо у меня! — говорит человек. — Ты будешь только занимать меня, вот и вся твоя служба!

Вот парень и стал жить у него, ел-пил хорошо, дела почти никакого не было, и не видал он у своего хозяина ни души человеческой.

Раз хозяин и говорит ему:

— Я уезжаю на неделю; ты останешься один; так я запрещаю тебе входить вот в эти четыре комнаты, если ослушаешься, я тебя убью!

Парень обещал не делать этого. Но прошло дня три-четыре, он не вытерпел и зашел в одну из этих четырех комнат. Огляделся вокруг, — нет ничего, кроме полки над дверями, а на ней прут колючего терновника. «Стоило же так строго запрещать мне входить сюда!» — подумал парень. Через неделю хозяин вернулся.

— Надеюсь, ты не входил ни в одну из этих комнат? — спрашивает он у парня.

— Ни-ни! — говорит тот.

— А вот я сейчас увижу! — говорит хозяин и вошел в ту комнату, где побывал парень.

— Нет, ты таки был тут! Прощайся с жизнью!

Парень вопить, просить помилованья. Наконец хозяин решился простить его, только задал ему хорошую трепку. После того они опять зажили в ладу.

Несколько времени спустя хозяин опять уехал; на этот раз на две недели. Перед отъездом он опять запретил парню входить в какую-либо из остальных трех комнат; в ту же, где побывал, может входить, сколько душе угодно. И на этот раз вышло все так же; только парень крепился уже целую неделю, и тогда только вошел в одну из остальных комнат. И тут он не нашел ничего, кроме полки с булыжником и бутылкой воды. «Было из-за чего так строго наказывать мне не входить сюда!» — опять подумал парень.

Вернувшись, хозяин спросил парня, не был ли он в одной из тех комнат. Куда тебе! Парень заперся.

— А вот сейчас увижу! — говорит хозяин, пошел в комнату, узнал, что парень все-таки был там, и говорит: — Ну, теперь уж я