– День добрый, – говорит он скрипучим голосом. – Чем могу вам помочь, мисс?

– Добрый день. – Я собираюсь с духом и повторяю слова, вложенные в мои уста Иной: – Я сирота из Лаисты, хочу изучить записи приюта, чтобы найти информацию о своем рождении зимой семнадцать лет назад.

Мужчина внимательно слушает, потом поднимается со стула – я слышу, как хрустят его кости, – и идет к полке у стены, заполненной огромными старыми журналами. Его пальцы парят вдоль них, следуя какой-то неведомой мне логике, и наконец снимают с верхней полки один том.

Управляющий кладет его на стол с тяжелым стуком, и в воздух поднимается облако пыли. Когда он открывает книгу, я подхожу ближе, чтобы посмотреть записи. Все огромные желтые страницы заполнены рядами слов и чисел: имя ребенка, дата рождения, если известна, день недели и состояние, в котором он попал в приют, имя усыновителей, если таковые были. Последняя колонка заполнена лишь на треть. Потом я дохожу до страниц, где вся информация записана хаотично. Вместо имен – числа и много пустых мест.

Мужчина видит недоумение на моем лице.

– Женщина, управлявшая приютом до меня, безобразно вела записи, – объясняет он. – А несколько десятилетий назад происходили ужасные случаи, когда детей усыновляли, чтобы украсть их время. Королева повесила виновных и уволила работников приюта, допустивших такое. Чтобы сохранить порядок, знаете ли. – Он смеется, но в его голосе нет радости. – Ради безопасности мы стали следить за тем, как ведутся записи. Но все равно… – он хмурится, приглядываясь. – Это был год тех сотрясений.

– Сотрясений? – повторяю я. – Земли? – Мы не почувствовали их в Крофтоне, но истории не давали мне уснуть: в городе рядом с дворцом образовалась трещина, поглотившая здания и людей целиком.

Управляющий удивленно смотрит на меня:

– Нет, сотрясений времени. – Смутно вспоминаю, как отец критиковал истории о сотрясениях времени. – В ту зиму, которая вас интересует, мы видели всевозможные нарушения. Замершие моменты, слишком длинные дни. Однажды мы все потеряли час. Люди были в ужасе. Паника нарастала по всему побережью, начались грабежи, а потом было то дело Брайарсмура. – Мужчина закусывает губу, уставившись в какую-то точку позади меня.

Папа ничего мне об этом не рассказывал.

– Что такое Брайарсмур?

– И что за образование в наши дни? – в голосе управляющего звучит осуждение, но оно направлено не на меня. – Это город, Брайарсмур, в нескольких милях к северу отсюда. У нас с ним двенадцатичасовая разница – если бы мы с вами сидели сейчас там, то была бы уже темная ночь. Время замерзло там на полдня в ту зиму. Люди начали шептаться, что дети оттуда были прокляты.

Он подпирает рукой подбородок и наклоняет голову, ожидая моей реакции, но я все еще пытаюсь сообразить, о чем он говорит. Бывает, что время замедляется, ускоряется или замирает на целое мгновение, ветер и солнце застывают, пока мы продолжаем проживать жизнь, не осознавая, что оказались вне временного потока. Но все всегда возвращается на круги своя. Невероятно, чтобы где-то время могло отстать на день.

– Королева приказала всех эвакуировать, – продолжает он, – но ущерб уже был нанесен.

Полчаса спустя я уже трижды пролистала журнал от корки до корки, но не нашла никаких упоминаний о младенцах с именами Ина или Джулс. Кроме того, записи за целую неделю в журнале отсутствуют. Возможно ли, что нас бросили именно в неделю, выпавшую из времени?

Брайарсмур. Название кажется мне знакомым – но как, ведь папа никогда не упоминал его?

– Джулс, – Ина зовет меня с улицы, я благодарю мужчину за помощь и возвращаю бесполезный журнал на полку. Потом спешу к королевской дочке.

Снег слегка припорошил ее капюшон.

– Ничего? Никаких записей?

– Никаких имен, – говорю я. – Но…

Прежде чем я успеваю рассказать ей о Брайарсмуре, Ина вздыхает и отворачивается.

– Эти дурацкие места и их убогие записи, – говорит она едва слышно. Видно, что внутри нее бушует буря. Хотя я не очень хорошо ее знаю, клянусь, она на грани истерики. – Я обыскала почти все приюты в королевстве.

Мне хочется сказать что-нибудь утешительное, но Ина уже решительно шагает к покосившимся конюшням приюта. Толпа любопытных детей, восхищавшихся нашими лошадьми, рассыпается, когда мы заходим, и растворяется до того, как кто-то из нас успевает сказать хоть слово.

Пока мы седлаем лошадей, в моей голове возникает идея.

– Клерк упомянул кое-что… – начинаю я, и Ина поднимает на меня взгляд. – Он сказал, что к северу отсюда есть город…

– Я знаю, – прерывает меня Ина, – Брайарсмур. – Она кривит губы, словно съела гнилой фрукт.

– Ты там была?

– Нет, но я его знаю, – отрезает Ина. – И там ничего нет. Он в руинах.

– Там точно должно быть что-то, – настаиваю я. – Может, не люди, но книги, документы…

– Я не могу поехать в Брайарсмур. Королева это запрещает, – ее голос твердый как камень, и я догадываюсь, что между ними случился конфликт, о котором еще слишком рано рассказывать мне. – Она говорит, город проклят.

– Может быть… – начинаю я, но Ина уже забралась в седло и смотрит на меня, а потом на дорогу в сторону севера. Почти сразу решимость покидает ее, она опускает плечи и становится похожа не на принцессу, а на простую, несчастную девушку, которую можно встретить за тяжелой работой в Крофтоне.

– И что мы будем там делать, даже если Королева не узнает? – грубо спрашивает она в несвойственной ей манере. – Нет. Я устала от неудач и странных городов.

Во мне нарастает раздражение, но я беру себя в руки и забираюсь на лошадь. Мне ли спорить с Иной Голд?

Мы возвращаемся в Эверлесс в молчании: у Ины нет настроения, а мои мысли все еще заняты тем, что рассказал мне служащий приюта о Брайарсмуре. Как могло случиться, что папа ни разу не упомянул этот городок, выпавший из времени?

Но сложно перечислить все, что отец держал в секрете от меня. Даже его смерть – загадка.

Другая мысль резко возникает в голове: может быть, я сама загадка – секрет, который тоже нужно раскрыть. Эта идея овладевает мной: где-то в глубине души я знаю, что должна как можно скорее найти дорогу в город вне времени.

Если правда, что дети Брайарсмура прокляты, я уверена, что Ина, самый благословенный ребенок Королевства, не могла родиться там.

Но это не значит, что и я тоже.

Время всегда странно двигалось вокруг меня, замирая в какой-то момент, а потом спешило дальше, чтобы догнать остальной мир. Может быть, это Брайарсмур не отпускал меня все эти годы.

И я определенно чувствую себя проклятой. Все мои потери – словно подтверждение тому. Мать и отец – самые тяжелые, но есть и тысячи других, поменьше, утрат: наш маленький сад в Крофтоне, дружеские объятия Аммы, пылающее тепло кузницы, детская улыбка Роана. Я натягиваю поводья Медка и отстаю, чтобы Ина не заметила несколько слезинок, скатившихся по моим щекам.