урожая не тот, или Тангун его знает, что ещё не такое, – и тянется свободной рукой к пакету.

– Позволишь?

– Он весь твой. Это Ри Тэсо. Язык стёр, пока по городу катался, глаза тоже вытекли, как только ещё соображает, непонятно. Смотри, он тебя боится, похоже.

Союль хватает голову за остатки волос и вытягивает из пакета – из обрубка шеи сочится что-то серо-коричневое. Харин затыкает нос пальцами, царапая длинными ногтями кожу. Фу, ну и вонь. В этой черепушке ещё хоть капля мозгов осталась или всё в пакет стекло?

– Чувствует, что я его на тот свет окончательно отправлю, – рассуждает Союль. Его запашок нисколько не беспокоит, он пьёт вино и рассматривает дрожащую башку Ри Тэсо с вниманием патологоанатома. – Да не трясись, а то никогда не поверю, что ты наркодилером был.

– Думаешь, ему можно язык пришить, чтоб он с нами поговорил? – спрашивает Харин. Союль с сомнением качает головой. – Мне надо знать, кто его в ночном клубе убил и голову оторвал, и почему он ещё жив. И как тхэджагви создал…

– У него был тхэджагви? – взгляд Союля вспыхивает, и Харин впервые за пару веков полностью разделяет его эмоции.

– Да, в подвале жил у него. Не знаю, когда Ри Тэсо там ребёнка заморил голодом, мальчик со мной не поделился, ну, ты в курсе, они многое забывают о своей смерти…

– Ты его освободила? – перебивает Союль. – Мальчика?

«Почти». Мальчик не успел обратиться призраком полностью, его нельзя отправлять на тот свет, потому что он не переродится. Не совсем квисин, не совсем человек – ребёнок застрял посередине и в Великий Цикл не попадёт, если освободить его сейчас. Для начала ему придётся выполнить что-то стоящее, «закрыть гештальт»…

Говорить Союлю правду Харин не хочет – всё равно что вешать мишень на спину болвану Тэуну, но токкэби смотрит так свирепо, что даже Харин ёжится. Вот Джи не поверит, что Хан Союль всё ещё неравнодушен к судьбам потерянных детей; Харин считала прежде, что всю человечность, которую она в Союле взращивала, тот растерял после своего бешенства. Оказывается, что-то в нём не изменилось…

Они познакомились в семнадцатом веке, когда Харин только обратилась лисицей и осваивала новую природу и окружающий мир, изменившийся в одночасье. Тогда она безуспешно гонялась за ублюдком Бёнчхолем и с каждым днём становилась всё злее: Бёнчхоль был неуловим, и Харин даже с полученной нечеловеческой силой не могла поймать его и отправить на тот свет, и призраки её убитой семьи маячили в снах и мешали жить. С Хан Союлем они встретились в Хансоне: Харин искала имуги, только что выползшего из моря в Ульджине и каким-то образом приползшего в столицу, – а нашла токкэби.

Он обещал помочь, а в итоге стал её новым проклятьем, как только Харин убила Бёнчхоля. Она плохо помнит те дни, она была не в себе и хотела весь мир утянуть во тьму вслед за собой – так сильно её разрывало на части от горя.

Поначалу Харин училась у Союля всему: как драться, как обращаться в лисицу, не привлекая внимания, как прятаться в тени, как соблазнять людей ради их энергии. От мужа Харин узнала, что многих монстров создают люди, и вместе с Союлем освободила первого тхэджагви, запертого в бочке из-под кимчи. Призрак младшего брата на долгие ночи стал для кумихо кошмаром. Союль пообещал ей тогда, что уничтожит любого человека, который посмеет ещё хоть раз поднять руку на ребёнка. Тогда Харин думала, что нашла в Союле опору и даже в их брак верила по-настоящему. Но бесконечная охота за Бёнчхолем изменила их обоих до неузнаваемости. Харин потеряла веру в человеческие отношения, отреклась от себя, лишь бы отомстить за свою семью проклятому ублюдку, и в итоге чуть не лишилась разума.

А когда Бёнчхоль сгинул, Союль превратился в неконтролируемого зверя и стал убивать всех вокруг без разбора. Харин сбежала от него на окраину страны, но Союль нашёл её и там, потому Харин бежала ещё дальше – под защиту к Тангуну.

Тангун уже помог ей однажды, обратил в лисицу, вняв мольбам брошенной всеми Харин. Второй раз оказать безвозмездную помощь он не решился или не смог – Харин тогда не уточняла, а позже потеряла интерес к тому, что происходит вокруг неё. На службу к Тангуну она попала отрешённой от мира женщиной, снова оставленной всеми близкими.

И поклялась не доверять больше ни квемулям, ни квисинам, ни людям. Союль стал для Харин собственной страшной сказкой о предательстве, и возвращаться к нему даже после его уговоров и молитв она зареклась.

– О чём задумалась? – спрашивает Союль, преспокойно сидящий на стуле в её собственной кухне. Харин моргает, с глаз сползает пелена из воспоминаний, и блёклые краски набирают цвет. Бывший муж смотрит на неё с интересом, который не выветрили из его глаз все прошедшие годы.

«Проклятый токкэби».

– Ни о чём, – бурчит Харин и встряхивает головой. – Так что с Ри Тэсо? Ему можно дар речи вернуть ненадолго? Он ценный свидетель, вообще-то.

Союль уже допил свой бокал вина. В одной руке у него башка бедолаги Ри Тэсо, в другой – нож из подставки в центре стола, и Союль крутит его в пальцах, как брелок для ключей. Некоторое время он словно прикидывает, в какую из двух полупустых глазниц с засохшим желе из глаза и плазмы воткнуть лезвие, и голова трясётся от страха. А потом вдруг Союль поворачивает нож острым концом к себе.

– Чего только не сделаешь ради любимой женщины, – картинно вздыхает он и режет руку, которой держит голову Ри Тэсо, поперёк запястья.

– Эй, ты чего это?! – вскрикивает Харин; густая тёмно-красная кровь из раны течёт прямо на подтухшую башку Ри Тэсо, Союль опускает её обратно в миску и прижимает ладонь к макушке.

– Спрашивай, что хотела, но быстро, – скрежещет он сквозь стиснутые зубы. Ему больно? Что происходит? – Харин, прошу тебя, это не очень приятно терпеть…

– Да, ой, да, прости… – Она пытается смотреть на Союля, а не на голову, заливаемую его кровью, и от неожиданности не может собраться. Вопросы, да, у неё были вопросы. – Кто его убил?

– Тебя, – поправляет Союль, – обращайся ко мне, как к нему.

– Кто тебя убил? – послушно исправляется Харин, облизывая губы. Ощущение дежавю охватывает всё её тело – кажется, что ей снова лет сорок, кажется, что Союль снова учит её, кажется, что они не в квартирке Харин на двадцать седьмом этаже в современном Хансоне, а в их с Союлем домике на Чеджудо,