– Не помню, – отвечает Союль чужим голосом – низким, хриплым. Глаза у него светятся, как задние фары авто, из-за спины вырастает тень, тёмно-серое облако, которое нехотя собирается в границы определённого силуэта. – Темно было, громко, говнюк Сан Галь притащил антикварный хлам в клуб, чтоб от меня откупиться. Он денег мне должен, две тысячи долларов, сказал прийти в клуб, мол, отдаст мне долг. Отдал какую-то вазу.

– Что за ваза? – уточняет Харин, едва Союль замолкает. Он смотрит на кумихо сердитым взглядом и продолжает после краткого усталого вздоха:

– Без понятия, какой-то хлам. Я её разбил, из неё полезла чёрная хрень, как джинн какой, что ли. Потом всё почернело, и я умер.

Скорее всего, лихорадочно соображает Харин, Ри Тэсо убило то, что было в вазе. Одуксини[53]? Люди и во времена Чосона прибегали к уловкам с этими мразями, Сан Галь мог Ри Тэсо подкинуть такое намеренно. Почему только наркоделец не умер и до сих пор может вспоминать прошлое – неизвестно.

Тень за спиной Союля принимает форму человека – должно быть, это сам Ри Тэсо.

– Откуда у тебя в подвале тхэджагви? – спрашивает Харин дальше. Она изгибает брови дугой, молча извиняясь перед Союлем за пытку, и тут же мрачнеет. Подумаешь, чуть-чуть поболит у него рука-голова-полтела. У Харин из-за него три века сердце болит, ядом плеваться хочется при каждой встрече, так что ж, теперь извиняться друг перед другом за всё подряд?

– Шаман один подсказал, как удачу в жизнь приманить, – отвечает Союль и морщится, в уголках глаз собираются капли крови, перемешанные со слезами. – Сказал, что ребёнок будет мне правильные вещи подсказывать, от беды убережёт.

– И ты покатился домой, чтоб тхэджагви вытащить, думая, что он тебя с того света вернёт? – шипит Харин в лицо Союлю и злится, хотя гнев должна направлять на Ри Тэсо. Союль тоже это понимает и качает головой: сумасшедшая женщина.

– Шаман обещал, что призрак меня спасать будет! – жалуется Ри Тэсо.

– Вот же урод неотёсанный.

Голова покойника дёргается, и Союль сжимает её крепче – миску трясёт и везёт по столу от молчаливого сражения.

– Я жить хочу! – почти вопит Союль и тут же огрызается своим голосом: – Ребёнок, которого ты голодом заморил, тоже хотел жить и тебе, небось, доверился, уроду. Будь уверен, ты сгниёшь в самых тёмных подвалах царства Тангуна за то, что сделал.

Харин хмурится.

– Судить его будут по законам смертных, – возражает она. Союль кидает ей мрачный взгляд, глаза полыхают, по щекам текут тонкие нити крови. Он сам сейчас похож на Тангуна – можно поверить, что токкэби творение его рук, причём едва ли не первое.

– Он уже умер, кто его осудит, – шипит Союль и возвращает внимание к голове Ри Тэсо. – Ещё есть что сказать? Куда тело мальчишки зарыл?

Он дёргает покойника за волосы, вскидывает в воздух голову, так что из обрубка шеи вытекает ещё больше внутричерепной жидкости.

– Задай ему последний вопрос, Харин, – просит Союль со вздохом. – И оставим уже, мужик сейчас откинется окончательно.

Харин хочет узнать о судьбе мальчика, чей призрак в данный момент поселился в вазе Тэуна, – ребёнка нужно освободить и дать ему шанс на перерождение, а не держать амулетом удачи при человеке, пусть и таком добродушном, как Кван Тэун, – но задаёт совершенно другой вопрос:

– Знаешь, откуда у Сан Галя та ваза?

Союль смотрит на Харин с таким разочарованием, что вокруг них обоих сгущается воздух. Сейчас дело важнее, думает Харин, надеясь, что сможет выведать об остальном в другой раз и при других обстоятельствах.

– От шамана небось притащил. Та штука и его убила, ха!

– Что за шаман? Где живёт, как найти?

– Шаман Лю. В Ыджонбу спроси, там его все знают, – голос у Союля стихает, последние слова он еле выговаривает. – Вы меня пощадите?

Харин цокает одновременно с Союлем.

– Мечтай, урода кусок! – рычит Союль и отнимает, наконец, руку от макушки Ри Тэсо, его голова ещё какое-то время дрожит в миске и остатках мозгов и крови, а потом валится набок.

Союль вытирает руку о висящее на спинке барного стула полотенце, прижимает его к открытой ране и стоит в напряжённом молчании какое-то время. Харин следит, как течёт капля крови по его руке к локтю, пропадает под рукавом чёрной дорогой рубашки.

– Не волнуйся, моя колючка, жить буду, – заметив её внимание, усмехается Союль. На миг одолевшее Харин беспокойство испаряется с шипением прямо с поверхности её разгорячённой кожи.

– Завали. Я не о тебе волнуюсь.

Союль широко улыбается.

– О полотенце, небось? Прости, придётся его выкинуть – вонять будет кровью и трупом, оно тебе не надо.

Он снимает его со спинки стула и самостоятельно несёт в ванную – дорогу выбирает безошибочно, как будто бывал в квартире Харин не раз, и у спальни Джи кривится всем лицом. Оттуда пахнет домовым, и токкэби с его тонким чутьём на любых существ узнаёт дух Джи быстрее, чем Харин успевает предупредить его:

– Не суй свой нос, куда не просят.

– Эта мохнатая каланча живёт с тобой, – ворчит Союль, возвращаясь на кухню. – Я терпел твою дружбу с имуги, потому что тот был ребёнком, но ёндон…

Харин уже запаковала протухшую голову окончательно мёртвого Ри Тэсо в три пакета и морщится от стоящего в воздухе запаха, а потому обиду Союля пропускает мимо ушей.

– Мусор с собой заберёшь? – говорит она бывшему мужу так, словно он её нынешний, и двигает в его сторону запакованную посылку – там голова, миска, в которой голова лежала и обтекала, нож, которым воспользовался Союль… Всё это подлежит теперь уничтожению: любая вещь, соприкасавшаяся с потусторонним, должна быть предана огню или отдана в храм для очищения. Дубина Джи об этом вечно забывает, и Харин частенько приходится прибираться за ним после его ритуалов.

В основном Джи занимается безобидными вещами вроде очищения дома от мелких пакостников, сеансов связи с душой его умершей бабули (та всё ещё не получила новую жизнь, и этот факт красноречиво намекает на то, что при жизни бабуля Джи нагрешила немало, но домовому об этом Харин не говорит). И тем не менее даже такие простецкие ритуалы, никому не причиняющие вреда и не вмешивающиеся в порядок обоих миров, оставляют на вещах свой неуловимый след. Его либо следует уничтожить, либо очистить, чтобы он, словно песок под ногами или запах стухшей курицы из мусорного бака, которую оттуда давно выкинули, не мешал людям жить.

– Ты теперь будешь искать шамана Лю по всему Ыджонбу? –