Меге. – И коль скоро это наша закодированная информация – ребёнок тоже наш.

Понтер посмотрел на неё и кивнул:

– Разумеется, придётся секвенировать наш генетический материал.

– Проще простого, – сказала Вессан. – Это может сделать и сам кодонатор.

– Чудесно! – воскликнула Мэри. – Ваш прототип здесь?

– Нет. Нет, я его спрятала. Закопала. Но я завернула его в пластик и металлическую фольгу, так что он не пострадает. Это недалеко отсюда: я могу его достать в любой момент.

– Это очень много для нас значит, – сказала Мэри. И тут её осенило: – А вы не хотите вернуться вместе со мной? В мой мир? Я могу гарантировать, что в нашем мире не запретят ни сам прибор, ни дальнейшие исследования в этой области.

– Замечательная идея! – обрадовалась Вессан. – А на что похож ваш мир?

– Ну, он сильно отличается. К примеру, население у нас существенно больше.

– Насколько большое?

– Шесть миллиардов.

– Шесть миллиардов! Я думаю, в этом случае вам вряд ли нужен прибор, облегчающий зачатие…

Мэри согласно кивнула:

– Мужчины и женщины живут вместе постоянно.

– Безумие! И они не действуют друг другу на нервы?

– Ну… я думаю, нередко, но… Как я сказала, наш мир сильно отличается. И в нём есть много замечательных вещей. У нас есть орбитальная станция – обитаемый аппарат, постоянно летающий вокруг планеты. У нас есть здания, которые упираются в небо. – Хотя, с грустью подумала Мэри, недавно двумя из них стало меньше. – И наша кухня гораздо разнообразнее.

– Понтер, вы были там?

– Мой папа был там три раза! – гордо заявила Мега.

– На что это похоже? – спросила Вессан.

– Смотря для кого, – ответил Понтер. – Вот вам, к примеру, нравится жить вот так, на природе?

– Очень. Я уже совсем свыклась с такой жизнью.

– Вы чувствительны к запахам?

– Запахам?

– Да. Для получения энергии они жгут уголь и нефть, так что все их города пропитаны вонью.

– Звучит не очень привлекательно. Я, пожалуй, останусь здесь.

– Конечно, если вам здесь лучше, – сказала Мэри. – Но вы научите нас работать с кодонатором?

Вессан взглянула на Понтера:

– А что вы об этом думаете? Я-то добровольно удалилась от цивилизации, так что Серые – и Верховные, и Низшие – не имеют надо мной власти. Но вы…

Понтер посмотрел на Мэри, потом снова на Вессан.

– Я уже выступал против Верховных Серых; принял решение проигнорировать приказ вернуться сюда, в наш мир, чтобы они смогли закрыть портал навсегда. Я бы и до сих пор оставался в мире Мэре, если бы посол не убедила других отправиться туда. И…

– Да?

– И, в общем, иногда людей стерилизуют без вины, так что…

Понтер умолк, и Мэри заговорила вместо него:

– Он говорит о своём партнёре, Адекоре Халде. Когда Понтер провалился в мой мир, кое-кто подумал, что Адекор убил его и избавился от тела. Его собирались стерилизовать. – Она повернулась в Понтеру: – Так ведь, Понтер?

– Что? – переспросил Понтер странным голосом. – О да. Да, конечно, я об этом и говорил…

– Хорошо, – сказала Вессан, – раз вы считаете, что у вас из-за него не будет проблем, то я готова его отдать. – Она сделала жест в сторону двери. – Я пойду принесу его. Только не говорите никому – по крайней мере, в этом мире, – что он у вас.

Глава 22

Точно так же некоторые из наших родственников-барастов, уроженцев Европы, приходили на её южную оконечность, на Гибралтар с его знаменитой скалой, символом постоянства и стабильности. И с её высоты они видели на юге неизвестную землю – Африку…

– Джок, можно вас на пару слов?

Джок Кригер поднял голову от стола. Его старание не выказывать своего восхищения красотой Луизы Бенуа было немного параноидальным. Он знал, что это связано с разницей поколений – он, в конце концов, старше её на тридцать шесть лет, – но в корпорации RAND у него были знакомые, имевшие крупные неприятности из-за замечаний якобы сексистского характера.

– А, доктор Бенуа, – сказал он, поднимаясь со стула – ему так и не удалось победить эту привычку, вбитую в него ещё родителями. – Чем могу помочь?

– Помните разговор о возможном воздействии смены полярности планетарного магнитного поля на наше сознание?

– Как такое можно забыть? – ответил Джок. – Вы сказали, что человеческое сознание было запущено в результате предыдущей смены полярности.

– Вот-вот. Сорок тысяч лет назад, когда случился Большой Скачок, магнитное поле Земли переживало коллапс, точно так же как сейчас. В нашей вселенной поле снова возникло с той же полярностью, что и до коллапса, – как это и происходит в половине случаев, – не оставив по этой причине никаких следов. Но в другой вселенной ориентация поля сменилась, так что это событие было записано в геологической летописи. Как я сказала, это не может быть совпадением, что сознание гоминид оказалось запущено именно в период коллапса поля, и…

– И вы сказали, что в этот раз он снова может повлиять на наше сознание – возможно, приведя к его зависанию.

– Именно. Так вот, когда я впервые высказала это предположение, я опиралась лишь на совпадение во времени Большого Скачка и коллапса магнитного поля Земли; очевидно, между этими двумя событиями есть связь. Но с тех пор я копала, пытаясь разузнать, какие исследования в области влияния электромагнитных полей на наше сознание у нас проводились – и, честно говоря, сейчас меня это беспокоит ещё больше.

– Почему? Ведь неандертальцы пережили коллапс – тот, который в их мире случился четверть века назад, – без малейших проблем. – Джок был поражён, когда прочитал в работе Коу и Прево о том, что геологическая летопись содержит свидетельства чрезвычайно быстрой смены полярности магнитного поля планеты – в течение не столетий, а всего лишь недель. – Если им удалось пережить коллапс, то почему у нас не получится?

– Как бы мне ни нравились барасты, – называть неандертальцев неандертальцами, по-видимому, уже стало неполиткорректно, – это другой вид, и мозги у них устроены по-другому, – сказала Луиза. – Достаточно взглянуть на их черепа, чтобы это понять. То, что им коллапс не повредил, ничего не говорит о нас.

– Да ладно, Луиза…

– Нет, правда. Я искала в Интернете информацию о связи между электромагнитными полями и сознанием и наткнулась на нечто весьма интересное под названием CEMI-теория.

– Это как – теория наполовину? – спросил Джок. Отличное название для полусырой идеи.

– CEMI – через «C», – сказала Луиза. – Это расшифровывается как Conscious Electromagnetic Information theory[45]. Её независимо разработали двое исследователей: Джонджо МакФадден[46] из Суррейского университета и Сьюзан Покетт из Новой Зеландии. – Она выглянула в окно кабинета Джока,