– Понял, государь, как не понять? Прикажи, всё для тебя сделаю!

Никитка осмелился повернуть голову и взглянуть на царя. Тот задумчиво пощипывал бороду и пристально смотрел на Никитку.

– Языкам иноземным учён? – неожиданно спросил он.

– Выучусь!

Обещание вырвалось само собой. Неспешное царёво раздумье ужасало больше, чем то давнее московское пожарище, больше, чем кликнутая стража и стычка с товарищами. Взгляд Иоанна потемнел, что, как говорили среди царёвых телохранителей, предвещало вспышку гнева. Никитка вздохнул, сглотнул перехвативший горло ком и, как был, на коленях подполз к царю.

– Что скажешь, царь-батюшка, то и сделаю, – проговорил он. – Стану верным мечом в твоих руках, хочешь – направь против нелюдей, хочешь – против иных врагов.

– До меча ещё дослужиться нужно, – негромко проговорил царь. – А пока что с тебя и плети довольно будет. Решено! Испытаю тебя, а уж там получишь по заслугам.

Царёво обещание прозвучало жутко, но Никитка с облегчением выдохнул.

– Ступай, – продолжил царь, – скажи, чтобы вместо тебя кого другого прислали, а сам никуда из Слободы не отлучайся. Вызова моего жди.

За Никиткой пришли только через три дня. За то время он вконец извёлся, не зная, что делать: то ли бежать прочь, то ли явиться, как и обещал, по царёву зову. Бежать? А куда бежать-то? Не Курбский, чай, и не иной боярин, никто в Литве с распростёртыми объятьями не ждёт, да и слово царю дал, негоже от него отказываться. А ещё, если уж совсем честно признаться, грызло Никитку любопытство такой силы, что порой напрочь страх отбивало: что же такое есть у царя, чтобы настоящего мага испытать? Будь они сейчас в Москве, можно было бы наведаться в тёткин, то есть теперь уже в свой дом, потому как тётка прошлой зимой померла, отписав Никитке своё владение. А тут – майся в молодечной с иными царскими телохранителями, жди вызова. Тоска!

Средь ночи его кто-то сильно ткнул в бок. Не разглядев впотьмах шутника, Никитка отмахнулся и пообещал оторвать уши посмевшему его разбудить.

– Царь тебя кличет, – негромко сообщил незнакомый голос. – Тотчас. Поедешь али про уши передать?

– Иду.

Не зажигая лучины, чтоб ненароком не разбудить товарищей по молодечной, Никитка собрался. Гонец ждал его в сенях.

– Проводить тебя велено, – пояснил он.

Велено так велено, спорить Никитка не стал и отправился вместе с царским гонцом. Слобода невелика, идти недалеко, так что, несмотря на холодную осеннюю ночь, Никитка даже зазябнуть не успел, хоть и вышел в лёгком кафтане.

Царь уже ждал его в небольшой келье, освещённой одной свечой, от чего его лицо казалось личиной, на которой жили только глаза.

– Явился… – проговорил он в ответ на поклон. – Не сбёг… Про плеть-то помнишь?

Никитка снова поклонился, стараясь не обращать внимания на двусмысленность царских слов.

– По приказу твоему, царь-батюшка, что хочешь сделаю и в любое время, – ответил он.

Царь медленно наклонил голову. Теперь глаза его казались чёрными бездонными провалами.

– Вот и ладно. Приказ мой выполнить нужно любой ценой. Выполнишь – значит, прошёл испытание, станешь моей государевой плетью, а не выполнишь – не взыщи.

Дверь отворилась, и в келью вошёл ещё один человек, в немецком платье, поклонился царю и встал чуть впереди Никитки, будто того тут и не было. Сбоку были видны только бритый подбородок и круглый, похожий на жернов, воротник.

– Фаше царское феличество… – важно заговорил он. – Толгих лет вам. Я ошень рад, что фы наконец посфали меня.

Появлению немца Никитка не удивился: много их набежало в Александрову слободу. Кто книги переводит, кто в войске служит, а кто и просто так возле царя ошивается – лазутчик ли, обычный ли проходимец – не разберёшь.

– И тебе здравствовать, Рудольф Вайс, – ответил царь. – Пришло твоё время. Добро послужишь мне – награжу, ежели худо…

– О нет, нет, я не есть служить хуто… – надменно, как показалось Никитке, ответил немец.

– Вот и славно, коли так, – продолжил царь. – Вот, в напарники тебе даю своего телохранителя, воин он добрый и мне верен… Никита, подойди ближе.

– Я не рапотать с чужими, – замотал головой немец, – нет, это не есть восмошно…

Повинуясь царю, Никитка сделал шаг вперёд и, только сейчас разглядев лицо немца, замер, сжимая кулаки. И то ладно, что без сабли был: сдал её, как и положено, при входе в царские покои. Немец-то…

Память услужливо подбросила виденное в Ливонии: вырезанные немцами селения эстов и ливов – только за то, что добром встречали русских ратников. Маленькая, в три двора, деревушка, где он с товарищами ночевал, перед тем как идти в сторожу, через несколько дней превратилась в пепелище: рыцари заживо сожгли в домах всех, кто там жил. Вернулась сторожа – ан ни единой живой души, только псы воют на пустом пепелище. И немец этот не простой искатель выгоды, а маг, как и сам Никитка. Сталкивались уже в бою – и простом, и магическом. От его «дыхания дракона» полсторожи полегло, если не больше. Эх, достать бы сейчас этого немца, но нельзя: царь иного хочет.

– Ишь чего вздумал – не работает он с чужими, – усмехнулся царь. – Награды моей хочешь? Значит, выполнишь всё, что я прикажу. Никита, тебе тот же приказ будет: с немцем этим в напарниках. Не нравится он тебе, как я вижу.

– Исполню я твой приказ, царь-батюшка, – коротко ответил Никитка.

– О, госутарь, – немец поклонился царю, – фелика тфоя мутрость, ты любого заставишь служить себе. Пусть бутет тфой телохранитель…

– Вот ладно, – царь кивнул. – Слушайте мой приказ, колдуны. Нужно спрятать ларец, да так, чтобы он нелюдям не достался, а я – в любое время мог найти его и открыть вот этим ключом.

Он показал небольшой прорезной ключ. Никитка протянул руку и столкнулся с немцем, который тоже хотел взять ключ у царя.

– Эк вас разобрало, – засмеялся тот, – ну да ничего, оно, может, и к лучшему… Ты, немец, ключ возьмешь, а ты, Никита, – ларец. Вон на столе стоит. От него ключ-то.

Взяв ларец, Никитка понял, что тот пуст. Поймав его удивлённый взгляд, царь усмехнулся.

– Наполнять я его после буду. Если, конечно, вы со своей задачей справитесь. Ступайте оба.

Оказавшись на дворе, Никитка заговорил, уже не скрывая неприязни к немцу:

– Поспешить надобно. Царь-батюшка ждать не любит, да и вообще…

– Мне нушно потготовиться, – важно ответил немец, – тфоё дело – меня охранять, рас уш ты телохранитель.

Никитка вновь сжал кулаки, догадался – немец его не помнит: мало ли с кем на войне сражался. Обидно стало, но делать нечего.

– Царёв приказ слышал?

– На рассвете поетем, – решил немец. – Лошатей фосьми и шти меня.