Вернувшись в свою палатку, Герхард долго смотрел на зажившую, почти незаметную уже царапину на руке. Но видел только одно: пытливый взгляд тёмно-карих глаз Ричарда и золотистый ободок вокруг коричневой радужки, а в ушах всё не умолкали его слова: «Я пока ещё в своём уме, Гер… Но это ненадолго».

* * *

Птицы Лэнга, казалось, были везде. Воздух кипел от серо-стальных острых перьев; лязг, крики, стоны раненых и инкантации арканов сливались в безумную какофонию битвы. Герхард бил, не видя, куда попадают его удары. Весь его мир сузился до нескольких ярдов горящей земли и мешанины тел – своих, чужих. Живых, мёртвых.

Очередное кошмарное порождение Азаг-Тота попыталось полоснуть его острым краем крыла по животу. Герхард увернулся, рубанул по крылу мечом, погасил инерцию клинка и одним точным ударом снёс противнику голову. Кровь брызнула в лицо, и он машинально облизнул губы. Не дожидаясь, пока изуродованный труп коснётся земли, обернулся к следующему врагу, принял на гарду его выпад, отбросил чужой клинок в сторону, одной рукой активировал «шаровую молнию».

Он был прирождённым воином. В юности бой часто становился для него единственной отдушиной, праздником крови среди серого марева будней. Однако даже самый весёлый карнавал приедается, если случается каждый день. Герхард давно уже не испытывал былого молодецкого азарта, когда брал в руки меч. Спустя годы военной службы его лучшим оружием стал технически точный расчёт. На смену куражу пришло мастерство, и до сих пор он ни разу не пожалел об этом.

А теперь кураж вернулся.

Герхард танцевал под ему одному слышный мотив, и гиперборейцы падали вокруг как подкошенные. Клинок пел в его руках, а душа подпевала в унисон.

– За Ричарда!

«Дыхание дракона» зацепило сразу трёх птиц, две из которых сгорели заживо на месте, а третья с горестным воплем упала, пытаясь потушить о землю вспыхнувшее оперение.

– За Орден!

Кто-то вскрикнул слева от него, то ли от боли, то ли в попытке предостеречь – Герхард не придал этому значения. Слишком многих он ещё не убил сегодня, чтобы позволить себе отвлекаться.

– За Чудь!

Он не сразу заметил, что окружён. Его полк остался где-то там, позади, не поспев за самоубийственным порывом своего командира. Что ж, ему же лучше – чем больше вокруг врагов, тем эффективнее их можно убивать.

Герхард совершенно не чувствовал ни страха, ни усталости – только эйфорию и азарт. Магическая энергия почти закончилась, и он, не прерывая рубки, разрядил накопитель в аркан «Кольцо Вулкана». Плотная стена огня на пару мгновений отделила его от врагов, дрогнула и, постепенно опадая, начала расходиться вширь, подобно кругам на воде. Всё, что попадалось на её пути, мгновенно вспыхивало, а пламя, не задерживаясь, двигалось дальше.

Действие аркана дало Герхарду небольшую передышку. Он опустил меч и огляделся.

Тошнотворно пахло кровью и горелой плотью. Мёртвые гиперборейские уродцы ковром устилали землю. Кое-кто из них сгорел дотла, кого-то добивали рыцари. То тут, то там среди павших мелькали пряди рыжих волос – часто, слишком часто… Герхард в приступе бессильной злобы сжал рукоять меча. Орден отомстит за своих – вот только станет ли им от этого легче?

В нескольких ярдах от него кто-то застонал, протяжно и глухо. Герхард обернулся на звук.

Пятеро рыцарей лежали вповалку неподалёку. С первого взгляда на них Герхард понял – живые так не лежат. Лишь один из них, упавший чуть в стороне от остальных, ещё дышал. Герхард бегло оглядел парня: длинная резаная рана на ноге – заживёт, нагрудник доспеха расколот, но свою роль он выполнил – грудь вроде бы цела… Он поднял взгляд выше и бессильно скрипнул зубами. Лицо рыцаря представляло из себя мешанину обгоревшей плоти, обугленных костей и вытекших от жара глаз. Капли расплавленной стали на лбу, когда-то бывшие шлемом, венчали жуткое зрелище.

«Но ведь гиперборейцы не используют магию огня?..»

Ответ был очевиден, но всё существо Герхарда отвергало его в тщетных попытках придумать другое объяснение.

«Они спешили мне на помощь. Они надеялись пробиться ко мне, спасти меня из окружения…»

Рыцарь с обгоревшим лицом простонал последний раз и затих.

* * *

Гиперборейцы отступили в тот день, но радости от первой за всё это время значимой победы Герхард не чувствовал. Разумеется, его никто ни в чём не обвинял – на войне случайности бывают и более трагическими, – но само осознание того, что он впервые поднял руку на своих, заставляло в бессильной ярости снова и снова прокручивать в памяти тот бой. Мог бы он поступить иначе? Стало бы это лучшим выходом?

Да, конечно, ему не придётся смотреть в глаза их жёнам. Женщинам наплетут какую-нибудь героическую сказку и велят похоронить павших в закрытых гробах. Но кому теперь мстить за тех, кто погиб от его руки?

Если бы хоть один рыцарь предложил отдать его под трибунал, было бы легче. Но в их взглядах Герхард видел только сочувствие пополам со стыдливым облегчением: «Как хорошо, что я не на его месте!» Видел – и знал, что с этого дня ни один из них не испытывает к нему того уважения, что было раньше. Он всё ещё был командиром, авторитетом, и его приказы по-прежнему выполнялись без единого колебания, но он совершил единственную ошибку, на которую не имел права, – дал повод себя жалеть.

В штабном шатре, куда недавно вернулись писари и интенданты, было людно. Герхард склонился над широким столом с расстеленной картой и то и дело поправлял карандашом отметки вражеских позиций, согласуясь с поступающими разведданными. Можно было, конечно, воспользоваться магической проекцией местности, но он предпочитал работать с более привычной и материальной бумагой. К тому же вот уже который день Герхард чувствовал иррациональное отвращение к магии – не сильное, но раздражающее, зудящее чувство, возникающее, едва он пытался активировать какой-либо аркан. Подчинённые наверняка списывали эту его новую причуду на последствия того несчастного случая, но сам Герхард в глубине души знал, что они неправы. Нечто подобное он уже чувствовал раньше, когда по юношеской неопытности перенапрягался на тренировках. Однако не мог же он получать переутомление каждый раз, как пытался сотворить простенькую иллюзию? Герхард решил разобраться с этим позже. До сих пор бумажные карты его вполне устраивали.

План грядущего наступления не клеился. Нужно было двигать рыцарей вперёд, развивать успех, пока противник не опомнился и не отбросил их обратно. Но как одновременно удерживать то, что захвачено, и идти вперёд, когда твой полк, изрядно потрёпанный в последнем бою, ещё и полон юнцов, едва надевших гвардейские мундиры?

Чья-то ладонь осторожно легла ему на плечо. Герхард нахмурился. Он не любил, когда его отвлекали от размышлений.

– Доброе утро, командир, – лицом Эрика фон Бергера можно было осветить небольшую палатку, и это почему-то вызвало глухое раздражение.

Тем не менее Герхард попытался быть дипломатичным.