– Но титул проиграть нельзя. И, выходит, ты всё равно леди Форбиден.

– Леди Форбиден – моя мать, а я – леди Элайза Форбиден. В моём случае это титул учтивости, так что с именем, и никак иначе. Зато Эш официально – лорд Форбиден, граф Кэрноу.

Питер склонил голову, осмысливая информацию. Но особого трепета в его взгляде я не заметила, и это меня порадовало.

Инквизитор Гэбриэл Форбиден был выходцем из среднего сословия, вследствие запутанной и жуткой истории получившим титул одного из тех, кого он отправил на справедливый суд. Видимо, его потомкам вместе с кровью передавалось несколько пренебрежительное отношение к пиетету перед аристократией – и к тому, что сословной разнице в нашей стране по-прежнему придавали, на мой взгляд, незаслуженно большое значение. Так что мы с Эшем по возможности не афишировали свою фамилию и раздражались, когда в голосах людей, услышавших наш титул, пробивалось подобострастное придыхание. Тем более титул этот, учитывая спущенное состояние и проданный майорат, был чисто номинальным.

Мы с Эшем когда-то сошлись на том, что Гэбриэл Форбиден только обрадовался бы, взглянув на своих потомков – не бедствующих, но и не пирующих в особняках, восстановивших статус-кво. Он был не из тех людей, которым приносили счастье кровавые деньги.

– Значит, я имею абсолютно законные основания величать себя рыцарем прекрасной дамы, – заключил Питер. – Так что там с фамильным невезением?

– Невезение и есть, – невесело улыбнулась я. – Этим всё сказано.

На самом деле я не была такой уж «неопытной». Первое признание я выслушала в тринадцать от одноклассника, незадолго до того, как наша семья переехала в Мойлейц (потому-то переезд и стал для меня трагедией). Мы поклялись друг другу в вечной любви, пообещали переписываться и встречаться на каникулах, но обещаний не сдержали, и расстояние убило наш едва завязавшийся псевдороман за пару месяцев. В Мойлейце за мной увивались парни; я пробовала встречаться то с одним, то с другим, но меня не покидало ощущение, что рядом со мной не тот, кто должен быть. Долго ни одни мои отношения не продлились, и дальше нескольких свиданий да неловких поцелуев не заходили. Мама тоже осложняла дело: каждого моего ухажёра она принимала в штыки, и встречаться нам чаще всего приходилось тайком.

Мама вообще сильно изменилась после переезда в Мойлейц. Если прежде меня не особо контролировали, то теперь находились сотни причин, по которым я не могла пойти погулять с одноклассниками. А я редко спорила, так как по природе своей была покладистым ребёнком, и всё бунтарство подросткового периода прошло мимо меня…

– Да ладно. Романтичным отношениям вашего прадеда и вашей прабабки целый сезон сериала посвятили. Я лично встречал десяток девочек, у которых Гэбриэл Форбиден – любимый герой: в конце концов, Джуд Лоу кого попало играть не будет. Так что ваша прабабка, можно сказать, сорвала куш.

– Да, но прежде наша прабабка вышла замуж за другого и чуть не отдала ему своё сердце вырванным из груди. А их с Гэбриэлом дочь, Эстелла… Впрочем, четвёртый сезон сериала будет про неё, и, чтобы не спойлерить, скажу только, что там не менее весёлая история. А моя мать родила детей от сида, который бросил её. – Я обняла руками колени, глядя, как тихие, почти незаметные волны подкрадываются к моим кедам. – После этого я немного побаиваюсь, что будет, когда угораздит влюбиться меня. Всерьёз, во всяком случае. И если твоя «констатация фактов» свидетельствует о том, что ты вздумал за мной приударить, учти, что ничем хорошим это, скорее всего, не кончится.

…никогда не думала, что смогу так просто разговаривать о таких вещах с посторонними. Тем более с парнем, которого я знаю всего ничего. Но с Питером об этом, как и о многом другом, почему-то говорилось поразительно легко. Возможно, потому, что мы установили высокий уровень откровенности и прямоты ещё там, в его лавке, когда были друг для друга незнакомцами, что расстанутся навсегда спустя пару минут.

Ирония состояла в том, что я даже не собиралась скрывать (от себя, во всяком случае), что Питер мне нравится. А он явно не собирался скрывать, что я нравлюсь ему. И пускай мне было решительно не до того, чтобы проверять, действительно ли фамильное невезение леди рода Форбиден распространялось и на меня – отсутствие экивоков и загадок хотя бы в наших отношениях изрядно облегчало мою жизнь, в которой с недавних пор загадок и без того хватало. Если подумать, эти отношения в принципе изрядно облегчали мою жизнь: сейчас – как и в дороге, пока мы играли в «города», а потом обсуждали, какой альбом у Драконов лучший, – я чувствовала себя почти так же беззаботно, как до побега из Мойлейца.

Будто я по-прежнему обычная студентка-магичка, интересная разве что своим друзьям, которая имеет право дурачиться и разговаривать о Квинах вместо того, чтобы думать о маньяках, чудищах и головоломках.

– Можешь считать, я всего-навсего выражал восхищение тем, как ловко ты отделала этих стражников, – невозмутимо отозвался Питер. – Кем ты хочешь стать? Из магов?

– Артефактором. Как мама, – добавила я машинально.

– Почему не боевым магом? Судя по тому, что я видел сегодня, Инквизиция в твоём лице многое теряет.

Лести в его голосе не было ни капли, и я верила, что он и правда впечатлён. Наверное, со стороны мой поединок со стражниками смотрелся довольно зрелищно. Я и сама до сих пор была удивлена и горда, что разобралась с ними как по учебнику – даже если учесть, что со стражниками, не подконтрольными твари, я едва ли справилась бы так легко. Как верно заметил Питер, люди умные.

Только вот насчёт своего потенциала я никогда не обманывалась.

– Знаешь основные принципы колдовской работы с энергией? – спросила я.

– Откуда?

– Магическая энергия разлита повсюду и, кроме того, заключена в нас самих. Каждое заклятие с помощью определённых слов и определённых движений преобразовывает эту энергию, заставляя её нужным тебе образом влиять на зачаровываемый объект. – Я надеялась, что изложение базовых основ, зазубренных мной ещё в детстве, звучит для него так же просто, как для меня. – Есть два пути: использовать энергию окружающей среды или свою собственную. У большинства магов слишком маленький запас своих сил, так что они берут энергию из окружения. Но сперва её всё равно нужно пропустить через себя, а на это требуется время, а в сражении, как ты догадываешься, со временем напряжёнка. Поэтому боевыми магами становятся те, у кого большой запас собственной энергии, которую можно расходовать мгновенно. Поэтому боевики – элита. – Нашарив рядом с собой на песке мелкий камушек, я без замаха кинула его в воду. – С магическими кастами-то ты знаком?

– Смутно. И в любом случае я не в курсе тонкостей каждой специализации.

– Артефакторы вливают магическую силу в предмет или преобразовывают ту силу, что уже есть в нём. Целители работают с энергией человеческого тела: помогают организму побороть болезнь или заживить увечья. Механики анализируют строение техники и других неживых объектов, находят места поломки и устраняют их. Мы чиним, лечим и зачаровываем, преобразовывая энергию и направляя её в нужное русло. Вольёшь слишком мало силы – не сделаешь то, что требуется, слишком много – объект разлетится на кусочки. У боевиков таких проблем не возникает: у их заклинаний принципиально другое действие. Можно вложить в заклятие слишком много энергии и нанести человеку больший вред, чем планировалось, но большинство заклятий изначально содержат в себе ограничение на летальность. Тем, что должно усыпить, не убьёшь при всём желании. – Я кинула ещё один камень, глядя, как по воде расходятся круги, ломая дрожащий рисунок звёзд. – Боевикам не нужен такой уровень самоконтроля и концентрации при работе с силой, как нам. Но мы работаем с безопасными вещами в мирной обстановке, при нормальных обстоятельствах вообще не трогая собственный резерв, а они постоянно опустошают себя, рискуя жизнью. А когда маг исчерпывает запас своей магической силы, у него есть два выхода: либо добирать энергию извне, либо расходовать физическую, заключённую в его собственном теле. В бою для первой опции не остаётся ни времени, ни возможности… если только ты не прихватил с собой резервуар с энергией, заранее подготовленной к использованию.