– У вас самой, наверное, с едой проблема, не хватает её. Не переживайте, у нас есть! – вмешался Мир.

– Есть, милок, есть! Тут ваши солдатики мне столько понаоставляли – на год хватит, мне уж столько и не жить! Давайте заходите в дом, я вас ещё молочком напою, от козочки – моей кормилицы! – предложила старушка, заходя обратно в дом и зазывая гостей рукой.

– Говорят же, всего хватает, давай заходи уже, порядочный мой герой! – сказала Мела.

Они вошли в дом, рюкзак и винтовку Мир оставил у порога. Внутри обстановка была скромная, почти аскетичная: незамысловатая утварь и мебель, дровяная печь, потолок и стены, местами покрытые трещинами. С улицы было видно, что половина крыши обрушилась. В глаза сразу же бросились полные ящики армейской провизии. Чья это была армия, Мир сразу понял.

– Бабушка, родненькая, а солдатики, которые у вас были, они далеко отсюда?

– Да откуда мне знать, мил человек? Приезжали – и всё! – пожала плечами старушка, подавая Миру глиняный кувшин с молоком. – Пейте, молочко вкусное, сил набирайтесь – вон какие исхудавшие, худоба на худобе!

– Спасибо, бабуля! – ответил Мир, принимая кувшин.

– А эта что у тебя повязана? – спросила старушка, приметив хомут на руке Мелы и пристально посмотрев ей в глаза.

– Она пленная, она в наших из снайперской винтовки стреляла, веду её к своим!

– Да не стреляла я! Я же говорила, что в первый и последний раз там оказалась, ошибка это моя! – возмутилась Мела.

– Вот там и разберутся, стреляла или не стреляла! – порешил Мир и, отпив молока, протянув кувшин пленнице.

– Раз разберутся, то ладно! – ещё раз оглядев Мелу, сказала старушка.

– Может, вам чем по дому надо помочь? – спросил Мир.

В дверях появилась коза, жалобно блея, а позади неё собачка сквозь козьи ноги с интересом заглядывала в дом.

– Не надо, милок, со всем сама управляюсь! Вы лучше садитесь, я вот каши сварила на костре: в печке нельзя, солдатики мне объясняли, иначе бомбить тогда, окаянные, будь они трижды прокляты, будут по дому. А костёр маленький, я там его в пристройке приноровилась делать и еду варить. Так что садитесь и не стесняйтесь, хозяйничайте, а я пошла козочку мою драгоценную напою, вон как просит!

– Давайте я вам помогу!

– Вон на печке стоит кастрюлька; тарелки, ложки на столе, молочком запивайте, кушайте, гости дорогие! Помогать не надо, я сама! Худющие, на вас страшно смотреть! – сказала бабушка, выходя во двор, а за ней по пятам – коза и собачка.

Мир стал хозяйничать, как и наказала старушка. Наложил каши Меле и себе, и, присев, они принялись за еду. Пшённая каша была с тушёнкой.

– Как же вкусно! Ещё горячая! Я уже забыла, когда ела горячую еду! – поделилась вкусовыми ощущениями Мела, наяривая ложкой в стянутых руках.

Трудно было не согласиться с этим и Миру. Желудок получал неимоверное удовольствие, еда в существующих обстоятельствах могла удовлетворить самого привередливого гурмана. В голове Мира прокрутился весь сегодняшний день, наполненный сплошными наслаждениями. Что-то уж больно подозрительно всё хорошо, не ждать бы беды, размышлял Мир, поглядывая то на Мелу, то на окно и в открытую дверь и прислушиваясь к каждому шороху.

– Вон как уплетаешь! Не боишься, что отравлено? – решил подшутить над пленницей Мир.

– Умирать – так молодыми! – спокойно ответила Мела, запивая кашу молоком из кувшина.

Во дворе со своей скотинкой о чём-то разговаривала старушка. Зайдя с парой яичек в руке в дом, она пожаловалась гостям:

– Совсем обленились курочки мои, как не стало петуха: нестись стали плохо!

– А что с петухом-то стало? – поинтересовалась Мела.

– Так помер, окаянный! Истоптался весь, дряхлый, старый стал, видимо! Прямо как муженёк мой, зараза, – лежит там сейчас, сволочь такая, в могилке, меня вот не дождался, без меня отдыхает! – ответила старушка, убирая яйца в неработающий за отсутствием света холодильник.

– А почему вы его заразой постоянно называете? – полюбопытствовала Мела.

– Так тот ещё ходок-то был, сколько баб истоптал, сволочь такая! Уже и ноги толком не ходили, а он, неугомонный, всё по соседкам шлялся! Так я ему, заразе, всё прощала: любила, наверное, потому и прощала! – ответила старушка и пригорюнилась.

Мела было засмеялась, но, заметив печаль на сморщенном пергаментном лице старухи, усовестилась и решила её поддержать:

– Так и он вас любил, уверена, как без этого?!

– Да кто его теперь разберёт! Жили хорошо – и то ладно! Ругаться-то не умел: рукой махнёт и молчит, слушает. Зато я-то как любила побраниться на чём свет стоит! Поругаю его, заразу, и на душе хорошо сразу, так хорошо, что сил у меня сразу прибудет и я всё по дому переделаю, даже потом заняться не знаю чем! А сейчас-то мне с кем ругаться-то? Не с кем, со скотинкой своей если только! – обронив слезу, ответила бабушка.

Мела, с интересом и умилением послушав старушку, нежно посмотрела на Мира. Поймав её взгляд на себе, он постарался отвлечься, чтобы не подпасть снова под её чары, и обратился к хозяйке:

– Извините, мы у вас и имени-то не спросили. Я Мир, её Мела зовут. А вас?

– Мир – хорошее имя. Она Мела, значит. Интересно! А меня Верой зовут!

– А по имени-отчеству как вас?

– Баба Вера, по-другому и не надо. Да вы кушайте давайте, кушайте, всё съедайте! За меня не переживайте: я поела, сыта!

– Спасибо, вкусно очень! Баба Вера, а жужжи в небе здесь летают, прячетесь от них?

– Да летали черти окаянные, пряталась раньше, солдатики научили! А теперь давно их не видела, слышу-то плохо, всегда на небо поглядываю! Глухая я, конечно, но глазастая!

За окном начало темнеть. День передавал эстафету вечеру. Мир доел свою порцию и поблагодарил:

– Спасибо вам, баба Вера, за гостеприимство, накормили вкусно! – Потом попросил: – Разрешите нам у вас переночевать?

– Да конечно, я вам в доме постелю. Не переживайте: он ещё постоит, спать будете хорошо!

– Что, суженый мой ряженый, в одной койке спать будем, уф! – В голосе Мелы звучало воодушевление. И она никак не ожидала, что Мир опустит её с небес на землю.

– Спасибо вам, бабушка Вера, – сказал он, – мы в сарае поспим, я у вас там сено приметил, на сене поспим. Нам и там хорошо будет!

– Как знаете, молодёжь, как знаете! Можете с дому одеяльца прихватить! – предложила хозяйка.

– Ты чё, деревенской романтики захотел, что ли? Кровать на сено обменял! – тихонько возмутилась пленница, вставая из-за стола следом за Миром.

– Спасибо, ничего не надо, мы так поспим! – продолжил тот разговаривать со старушкой. – Ещё раз вам спасибо большое, мы пошли, завтра рано утром уйдём! Вам спокойной ночи!

– Я сама что ни свет ни заря встаю, еды вам в путь приготовлю. А ты, милок, в колодце воды в дорогу набери. Посуда-то имеется? – побеспокоилась та.

– Спасибо вам, еды не надо, у нас всё есть. А воды я, конечно, наберу, бутыли у нас имеются!

– И не спорь со старухой: сказала – приготовлю – значит, приготовлю! Воду, милок, в колодце наберёшь, там во дворе увидишь. Аккуратнее только ведро спускай, а то воду взбаламутишь: колодец у меня иссох малость. Всё, идите спать, утро вечера мудренее! – подвела черту хозяйка дома, проводив гостей до порога.

– Сказали тебе – не спорь – значит, не спорь! Сказали на кровати спать – значит, там и надо было спать. Но нам, видите ли, сено милее! – съехидничала Мела, как только они вышли во двор. Поймав предупреждающий взгляд Мира, прихватившего с порога рюкзак и винтовку, вздохнула: – Знаю, «заткнись» сейчас будет, моё любимое!

Мир, никак не реагируя на эти слова, подошёл к колодцу и сбросил с себя поклажу. Как и наставляла хозяйка, он как можно аккуратнее опустил ведро вниз, крутя ворот. Потом вылил из бутылей остатки воды, захваченной ими из леса, и заполнил их свежей из поднятого ведра. Сам он прямо из него и напился, его примеру последовала и Мела.

– Вкусная водичка! – похвалил Мир, забрасывая бутыли в рюкзак. Закинув его за спину, следом прихватил и винтовку.

– У нас сегодня не день, а прям одни сплошные радости! Ну что, мой романтик сеновальный, осталось лишь на сене покувыркаться – и день вообще удался! – размечталась Мела.

– Пошли! – только и сказал Мир, взглянув в шаловливые глазёнки Мелы, но тут же