— Клянусь твоей жизнью, о дочь моего дяди, все равно съешь немного этой кенафы, а завтра, если Аллах пожелает, я принесу тебе другую!

Но она оттолкнула его с криком:

— Провались ты со своей кенафой, о пес сапожников! Неужели ты думаешь, что я поверю тому, что ты рассказывал о своих делах с кондитером?! Иншаллах! Завтра я придумаю, как вогнать длину твою в ширину твою!

Тогда несчастный, последняя попытка которого уладить дело миром провалилась, подумал о том, чтобы утолить свой голод, мучивший его с самого утра, ведь он ничего не ел целый день. И он сказал себе: «Поскольку она не хочет есть эту прекрасную кенафу, я сам съем ее с удовольствием». И он сел перед блюдом и начал есть эту вкуснятину, которая приятно ласкала горло. Затем он взялся за пышную лепешку и головку сыра, и вскоре от них не осталось ни крошки.

А его жена смотрела горящими глазами, как он ест, и говорила ему:

— Пусть этот кусок застрянет у тебя в горле и задушит тебя! — или: — Если Аллах пожелает, пусть этот кусок превратится в разрушительный яд, пожирающий тело твое!

Она говорила и другие мерзости, однако Маруф был так голоден, что спокойно продолжал есть, не говоря ни слова. И все это закончилось новым приступом ярости супруги его, которая внезапно вскочила с криком и как одержимая начала швырять в него все, что попадалось ей под руку. А потом она легла спать и проклинала его во сне до утра.

А Маруф после той беспокойной ночи встал очень рано. И, наскоро одевшись, он пошел в свою лавку, надеясь, что судьба на этот раз будет к нему более благосклонна. И вот спустя несколько часов двое стражей пришли арестовать его по приказу кади, и они потащили его через базары со связанными за спиной руками в суд. И Маруф, к своему великому изумлению, увидел перед кади жену свою, рука которой была замотана бинтом, голова же ее была обернута пропитанной кровью вуалью, и она держала двумя пальцами выбитый зуб. И кади, как только увидел перепуганного сапожника, крикнул ему:

— Иди сюда! Ты что это?! Разве ты не боишься Всевышнего, раз так жестоко обращаешься с этой бедной молодой женщиной, женой твоей, дочерью твоего дяди?! Зачем ты сломал ей руку и выбил зуб?

А Маруф, который был в ужасе и хотел увидеть, как земля разверзнется и поглотит супругу его, в замешательстве склонил голову и промолчал. Ибо из своего миролюбия и стремясь защитить свою честь и репутацию жены своей, он не хотел публично обвинять проклятую и раскрывать все ее мерзкие поступки, вызывая, если будет необходимо, в качестве свидетелей всех своих соседей. И кади, убежденный, что это молчание является доказательством вины Маруфа, приказал исполнителям приговоров схватить его и нанести сотню ударов палками по ступням ног его. И это было незамедлительно проделано на глазах у его проклятой супруги, которая втихомолку тряслась от удовольствия.

А Маруф, выйдя из суда, еле волочил ноги. И поскольку теперь он предпочел бы умереть красной смертью, лишь бы не возвращаться к своей мегере и не видеть лицо проклятой, он подошел к разрушенному дому, который возвышался на берегу Нила, и решил остаться в этой скудной обители и дождаться, пока не заживут его распухшие от ударов ноги. И когда он наконец смог ходить, он нанялся моряком на борт дахабии[41], которая спускалась по Нилу. И, прибыв в Дамиетту, он нанялся на одну из фелук[42], подрядившись чинить ее паруса, тем самым доверив свою жизнь Владыке судеб.

Однако после нескольких недель плавания фелука попала в ужасный шторм и затонула со всем своим содержимым, опустившись на дно моря. И вся команда ее погибла. И Маруф тоже оказался в воде, но не утонул. Ибо Всевышний спас его и избавил от утопления, прибив к нему огромный кусок дерева — остатки грот-мачты. И он уцепился за нее и взобрался на нее благодаря чрезвычайным усилиям, на которые подтолкнула его опасность положения и желание спасти душу свою. И тогда он начал бить по воде ногами, как ластами, а волны играли с ним и заставляли его опрокидываться то вправо, то влево. И ему пришлось сражаться с водяной бездной весь день и всю ночь. А после этого ветер и течение отнесли его к берегу какой-то страны, и на этом берегу стоял город из ладно построенных домов.

И сначала он лежал, растянувшись неподвижно на берегу и словно бы потеряв сознание. И вскоре он заснул глубоким сном. А когда проснулся, то увидел, что над ним склонился великолепно одетый человек, а позади него стояли двое рабов, скрестив руки на груди. И богач внимательно рассматривал Маруфа. И когда он увидел, что тот наконец проснулся, воскликнул:

— Слава Аллаху! О незнакомец, добро пожаловать в наш город! — а потом добавил: — Ради Аллаха, поспеши сказать мне, из какой ты страны и из какого города! Судя по остаткам одежды на спине твоей, я думаю, ты из земли Египетской.

И Маруф ответил:

— Это правда, о господин мой, я живу среди жителей земли Египетской, и Каир — это город, в котором я родился и где жил.

И богач спросил его дрогнувшим голосом:

— Могу ли я спросить тебя, на какой улице Каира ты жил?

И он ответил:

— На Красной улице, о господин мой.

Тогда он спросил:

— А кто были те люди, которых ты знал на этой улице, и кто ты по ремеслу своему, о брат мой?

И Маруф ответил:

— По ремеслу, о господин мой, я сапожник, починяю старую обувь. Что же до людей, которых я знаю, то это простые люди, вроде меня, к тому же почетные и уважаемые. И если тебе нужны их имена, вот несколько. — И он перечислил имена разных людей, которые жили в районе Красной улицы.

И богач, чье лицо озарилось радостью, когда между ними продолжился этот разговор, спросил:

— А знаешь ли ты, о брат мой, шейха Ахмада, аптекаря и торговца благовониями?

И Маруф ответил:

— Пусть Аллах продлит дни его! Он мой сосед и живет совсем рядом.

Тогда богач спросил:

— У него все хорошо?

И Маруф ответил:

— Слава Аллаху, он здоров.

И он спросил:

— А сколько у него нынче детей?

И Маруф ответил:

— Трое, да сохранит их Аллах для него! Это Мустафа, Мухаммед и Али.

И богач спросил:

— И что они делают?

Он же ответил:

— Мустафа, старший, работает