Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изольда заглянула в окаменевшее лицо Луки.
– Верно, – печально признал он. – В Пикколо я могу только оплакивать Фрейзе и вести себя как безвольная девица. Мы отправимся в путь завтра – сразу же после утренней мессы.
* * *
Они разошлись по комнатам собирать свои вещи, хоть укладывать было почти нечего. Все, кроме надетой на них одежды, пропало вместе с кораблем. Они купили у местного портного грубые плащи, однако обувь, шляпы и письменные принадлежности брата Пьетро они могли приобрести в другом – более крупном городе. Пергаменты и рукописи, которые монах и Лука возили с собой, чтобы справляться о легендах, преданиях и предшествующих расследованиях, тоже безвозвратно пропали. Вдобавок им предстояли нешуточные траты: по приезде в Сплит следовало купить лошадей и вьючного ослика.
– Как думаешь, от Сплита до Будапешта далеко? – вяло осведомилась Изольда и посмотрела в окошко. – Я ужасно вымоталась от бесконечных дорог! Я так устала от всего! Мне хотелось бы вернуться домой и жить на своей земле, где для меня все родное. Лучше бы ничего этого вообще не случилось.
– Но ты же не хочешь попасть в монастырь и оказаться во власти твоего брата! – запротестовала Ишрак.
Изольда отвернулась от окна и потупилась.
– Мне бы хотелось снова стать той девушкой, о которой заботится отец, – прошептала она. – Я соскучилась по дому.
– А Фрейзе говорил, что мы проведем в пути примерно неделю, – отозвалась Ишрак, стараясь подбодрить подругу. – А вернуться обратно ты сможешь, только если тебя поддержит сын твоего крестного! Так что при удачном раскладе ты обязательно увидишь замок Лукретили! Я верю, что у нас все получится!
Изольда прикусила губу:
– Не знаю, как мы будем справляться без Фрейзе. Не могу себе представить путешествие без него.
– Без его жалоб? – подсказала Ишрак с улыбкой. – Без постоянного нытья на дорогу, на миссию и на тайные приказы брата Пьетро?
Изольда улыбнулась ей в ответ.
– Мы будем по нему скучать, – подытожила она. – По нашему другу Фрейзе.
* * *
За ужином было тихо. Многие посетители покинули постоялый двор после похорон погибших детей. Путники, путешествовавшие по прибрежным городкам, быстро узнали о том, что беда обрушилась на рыбацкие поселения, и объезжали пострадавшие районы стороной – теперь все они направлялись в глубь итальянских земель.
Аппетита ни у кого не было – и разговаривать, похоже, было не о чем.
– А где Ри? – спросила Изольда у хозяйки гостиницы. – На кухне?
– Она работала, как маленькая кухарочка, а теперь кушает, как миленькая, – ответила довольная женщина. – Вы хорошую мысль подали, госпожа моя. Это – по-доброму, по-христиански.
– А что сделала госпожа Изольда?
Лука повернулся к ним, ненадолго увлекшись беседой.
– Она отвела меня в сторонку и помолилась со мной и с Ри. Госпожа Изольда показала Ри мою бельевую, и девочка поняла красоту моей чудесной комнатки. Думаю, из Ри получится хорошая кухарка и горничная. Меня ужасный потоп миновал: я была надежно заперта у себя в бельевой – поэтому мне не может не нравиться малышка, которая ею восхитилась. Ри останется у нас. Госпожа Изольда предложила оплатить ее содержание в первый месяц, а потом девочка будет сама зарабатывать себе на жизнь, хотя я буду за ней присматривать.
– Ты очень хорошо поступила, – негромко произнес Лука, обратившись к Изольде.
Та просияла:
– Я знала, что они отлично поладят. У Ри есть крыша над головой, и она обучится делу.
– Вот и славно, – откликнулся Лука, явно теряя интерес к разговору.
– Завтра будем в Сплите! – заявил брат Пьетро, стараясь говорить жизнерадостно. – Если рано отправимся, то, наверное, к закату будем на месте.
– А потом достигнем Загреба, – добавила Изольда и посмотрела на Луку.
Внезапно со стороны конюшни донесся громкий стук и веселое: «Эге-гей!». Возглас был совершенно не уместен в городке, погруженном в траур. Хозяин гостиницы распахнул дверь кухни и рявкнул:
– Разве ты не знаешь, что здесь случилось? Не шуми! Чего ты хочешь?
– Кое-каких услуг! – бодро ответили с улицы. – Стойла для храбрейших коней, доплывших до берега! Ужин великому герою! Доброго вина, чтобы выпить за его здоровье! И новостей о его друзьях. О двух красивых девушках и талантливом юноше! И об унылом монахе, который с ними путешествует! Они еще в Пикколо или уже уехали? Поклянись мне, что они уцелели, ведь я за них день-деньской молился!
Лука побледнел. Сперва он решил, что слышит голос призрака, но затем вскрикнул: «Фрейзе!» – и выскочил из-за стола, уронив стул.
Он выбежал на кухню, а оттуда через заднюю дверь – на конюшенный двор.
Фрейзе собственной персоной стоял возле Руфино и держал на поводу еще четырех лошадей, позади которых обнаружился и усталый ослик. Фрейзе выглядел изрядно потрепанным, но бодрым и энергичным. Заметив Луку, он бросил поводья и распахнул объятия:
– Воробышек! Слава богу, ты цел! Я проехал много миль и не переставал о тебе беспокоиться.
– Я?! Цел?! А ты-то? – завопил Лука и кинулся к своему верному Фрейзе.
Они обнялись, как давно разлученные братья, и принялись хлопать друг друга по плечам. Лука ощупал Фрейзе, словно желая убедиться, что он живой и невредимый. Фрейзе обхватил лицо Луки ладонями, расцеловал в обе щеки – и опять сжал в объятиях.
Лука легонько стукнул его по спине, встряхнул за плечи, отступил на шаг, смерил взглядом – и расплылся в улыбке.
– Как же тебе… Как ты… Я не знал, где ты! А почему ты не побежал с нами к гостинице? Честно, я был уверен, что ты мчишься прямо за мной – ведь я бы тебя ни за что не оставил!
– Ты забрался на трубу вслед за котенком? – затараторил Фрейзе вместо ответа. – Девушки спаслись? А брат Пьетро?
Пока юноши изливали свои чувства, Ишрак с Изольдой выскочили из кухни. Девушки налетели на Фрейзе и едва не задушили его в объятиях. Они обе плакали от счастья и без конца повторяли его имя. Даже брат Пьетро вышел на двор и хлопнул Фрейзе по плечу.
– Мои молитвы! – воскликнул он. – Они были услышаны! Слава богу! Он вернул нам Фрейзе! Это такое же чудо, как возвращение Ионы на сушу из чрева кита!
Изольда ухватилась за локоть Фрейзе.
А Ишрак, которую Фрейзе прижал к себе, насторожилась.
– Иона? – переспросила она. – Его проглотила громадная рыба?
– Так говорит Библия, – подтвердил брат Пьетро.
Ишрак рассмеялась:
– И Коран! Но у нас его называют или Ионой, или Юнусом. Он проповедовал веру в Аллаха.
Ишрак задумалась, после чего продекламировала:
– «А потом громадная рыба проглотила его, ибо он совершил поступки, достойные осуждения. И если бы он не раскаялся и не вознес хвалу Аллаху, то, конечно, остался бы внутри рыбы до Дня Воскресения».